— Да, помню, как я злился на себя оттого, что боялся открыть тебе правду о своих чувствах.
— Про это и речь. Мы не были до конца честными друг с другом.
— Ты права. Но исправляться никогда не поздно. — Он вдруг слегка коснулся ее губ.
Мэри отпрянула.
— Что за глупости! — Ее голос дрожал.
— Я начинаю вести себя честно. Мне хотелось это сделать, и я это сделал.
— Но ты же сам…
— Что?
Она не ответила. Их губы снова соприкоснулись. Радость залила ее, как заливает солнечный свет комнату, когда открыты тяжелые шторы. Несколько месяцев она не знала счастья, и вот в этот миг все, о чем она жалела, будто снова вернулось к ней.
— Возвращайся в особняк, — тихо проговорил он. — Нам о многом нужно поговорить.
— Как скажешь…
Они вернулись за столик. Мэри поспешно взяла свою сумочку, а Родриго тем временем расплачивался с официантом. Когда он взял со стола листочек бумаги, она подумала, что это счет.
Лишь заметив, как он побледнел, она обратила внимание на бумажку. Какой-то художник проявил весь свой талант: красотка с длинными косичками, подозрительно похожая на Мэри, прогуливала черного пуделя, морда которого сильно смахивала на лицо Родриго.
— Так, да? — воскликнула она. — Свиньи! Чего от них еще ждать! Они презирают тебя потому, что ты ведешь себя с настоящим благородством. И все еще удивляются, отчего я ненавижу испанцев!
— Забудь. — Он скомкал листок. — Мне наплевать на них.
— Тебе, может, и да, но не мне. Я не позволю, чтобы ты превратился в посмешище для этих подонков. Хватит! Передай своей маме, что я не смогу отпраздновать с вами Рождество. Мы больше не увидимся, это невозможно. И не смотри на меня так! Ты сам понимаешь, что так будет лучше. — И она выбежала из кафе.
Он не пытался ее остановить. Лишь долго смотрел ей вслед, затем бросил скомканную бумажку на блюдце и направился к выходу.
Церемония открытия «Паласио де Мадрид» превзошла все ожидания и лондонского начальства, и Джастина Тейлора, и самой Мэри. Ей удалось связаться с тем журналистом, о котором упоминал Родриго. Он по секрету поведал ей о предстоящей свадьбе голливудской кинозвезды с известным певцом и взялся — за комиссионные, конечно, — сделать так, чтобы они отпраздновали ее во вновь открывшем двери для посетителей «Паласио».
Газеты только и писали о предстоящей свадьбе, со всего света слетелись журналисты и фотографы, наделавшие уйму снимков для цветных журналов. От телерепортеров тоже не было отбою, так что Мэри и Родриго пришлось немало потрудиться, чтобы найти уединенное местечко.
— Ты молодец, — сказал он ей. — Грандиозный успех. Поздравляю!
— Спасибо. Не знала, что ты придешь.
— А как же? Компания Алькасар — один из крупнейших поставщиков морепродуктов в мире. Или ты забыла? Должен был приехать Рикардо как глава фирмы, но мне удалось переубедить его, и вот я здесь.
— Но зачем?
— Как еще тебя увидеть? Ты же нас избегаешь!
— Ничего я не…
— Избегаешь, избегаешь! На Рождество не приехала, во время крещения маленькой Лусии тебя тоже не было, хотя собралась вся семья.
— Я просто не могла появиться там, на глазах у всех. Над тобой снова начнут смеяться. Для меня это невыносимо.
— Кто будет смеяться? Брось, им уже надоело, нашлись темы поинтереснее.
— Да что ты? По-моему, слухи не стихают.
— Ты слушаешь сплетни? — Он прищурился. — Не забивай себе этим голову, уже полтора месяца минуло с тех пор, как мы последний раз виделись. Рисунков мне больше никто не шлет, та карикатура была единственная. Или, по-твоему, мне нужно взяться за ружье и отстреливать этих типов? У отца где-то валялась старая охотничья винтовка; думаю, подойдет. Я, правда, в таких вещах не слишком силен, на охоту не ходил, так что для начала заряжу-ка я ее солью и буду палить по птичкам!
— Опять ты за свои шуточки! — возмутилась Мэри. — Неужели тебе все равно, что о тебе думают?
— А что прикажешь делать? Если ты такая воинственная, как наши с тобой предки конкистадоры, так я тебе эту винтовку принесу, ты сама пустишь ее в дело.
Мэри поморщилась.
— Это ты должен мстить, ты же оскорблен!
Она вспомнила рассказ Мартины: когда-то в Нью-Йорке он обозвал полицейского и едва не заехал ему по физиономии только за то, что тот потребовал предъявить права.
Теперь это в прошлом. Родриго изменился, больше не лезет на рожон не только из-за ерунды, но и когда его оскорбляют. Он научился быть выше этого. Быть выше своей любви к ней.
Вот и сейчас, не давая ей возразить, он раскланялся и принялся путешествовать по залу, поздравляя окружающих с открытием. Уходя, лишь бросил через плечо:
— Приятного вечера!
Нет, такой наглости Мэри стерпеть не смогла. На следующий же день, воспользовавшись тем, что после открытия отеля ей как-никак полагалась передышка, она села в такси и отправилась прямиком в особняк Алькасаров.
Ее встретила мать Родриго.
— Ничего не могу с ним поделать, — пожаловалась ей Мэри после того, как они обменялись приветствиями. — Он меня просто не слушает!
— Он никого не слушает, — вздохнула Клаудиа.
— Его не удается вразумить, он все твердит свое!
— Да уж, упрямства ему не занимать.
— Когда дело касается меня, он вообще перестает соображать.
— Это точно. Все случилось, стоило ему только встретить тебя. Как ни скрывал он своих чувств, я сразу догадалась, что Мария для него стала кем-то особенным.
— Теперь я для него не Мария. — В ее голосе послышалась печаль. — Он называет меня Мэри.
— Разве ты не этого хотела?
— Да… В свое время меня просто бесила эта «Мария», и только теперь до меня дошло, что он называл меня так потому, что любил. А теперь разлюбил и я для него всего лишь Мэри.
— Не говори так.
— Раньше я многого не понимала, — продолжала она. — Мне хотелось показать, какая я независимая, всем дать понять, что я не просто дочь Фернандо Вальдеса, что у меня есть свои мысли, свои чувства, что я тоже могу на что-то претендовать. Но тогда мне и в голову не приходило, что работа, карьера, независимость — все это фикция, если рядом нет того, кто тебя любит.
— Похоже, за то время, что мы не виделись, ты о многом успела поразмышлять, — заметила Клаудиа.
— А что толку? Уже слишком поздно! Только представить, через что ему пришлось пройти! А эти сплетни, эти насмешки, которые преследуют его до сих пор!
— Да, я что-то такое слышала… Родриго мне ничего не рассказывает, но и так нетрудно догадаться, каково ему.
— Должно быть, у вас разрывается сердце каждый раз, как вы его видите…
— Родриго сильный мальчик. Он сам справится со своими проблемами. Я не могу лезть в его дела, он знает: как только ему понадобится помощь, я буду рядом.
— Значит, — осторожно попыталась прояснить Мэри слишком туманные слова Клаудии, — сейчас… он не рядом? Он не живет здесь?
— Нет, он живет в том домике, который вы сняли.
— На вилле?
— Да. Он уже давно туда переехал.
— Он живет на вилле… один?
— У него нет другой женщины, если ты это имеешь в виду.
Мэри покраснела. Про женщину она даже и не подумала, просто представила себе, каково это быть одному в доме, предназначавшемся для них двоих, просыпаться в холодной постели, ложиться спать, зная, что никого нет рядом. Сидеть там вечерами, когда даже не с кем поговорить.
— Ты так ничего и не поняла… — проговорила Клаудиа. — У нас царят старые порядки. Мужская честь прежде всего. Ты оскорбила Родриго — так думают эти люди, — и он должен мстить. Вместо этого он защищает тебя. Конечно, для них он чудак, достойный осмеяния и презрения.
— Но это же несправедливо! — воскликнула Мэри. — Ни он, ни я этого не заслужили!
— Я не спорю. Но он дал понять окружающим, что ты для него важнее всего на свете, сознательно пошел против их закосневшей морали.