Харита и Фабиан пошли по прямой пыльной улице и свернули на окраину.
Видно было, как за домами шевелилась и шептала на ветру роща.
- А вот и мой дом, - сказал Фабиан, показывая на крепкое строение в глубине фруктового сада. Рядом росла старая, треснувшая груша, и жужжали пчёлы у улья.
Во дворе было красиво и тихо. Цветы колебались на тонких стебельках почти у самого порога, а крыльцо скрывал вьющийся виноград.
- Вы живёте один? - спросила Харита.
- Нет, с мамой. Отец погиб давно, во время шторма. Он был корабельный механик, плавал почти круглый год, поэтому видел я его редко. Но зарабатывал он очень хорошо. Мы смогли построить этот дом. Мама работает на верфи. Она человек религиозный, всё свободное время проводит за чтением Священного писания, - рассказывал Фабиан.
- Вы что-то заканчивали?
- Кроме начальной школы - специализированное художественное училище в Гертоне. А так - самообразование, у нас библиотека - тысяча томов!
- Простите за вопрос. А вы никогда не были женаты?
- Сейчас нет...Вот не нашёл подходящего человека. Она была, но ... мы расстались...
- Ага, понятно, - кивнула головой Харита, опустив глаза.
- Да, был такой эпизод в моей биографии, - охотно рассказывал Фабиан. - Одно время я работал на хозяина в Гертоне. Стал его младшим поверенным. Ну, и как это часто бывает, успел жениться на его дочери. Мы мало жили вместе. Она была человеком с тяжёлым характером, своевольной и вспыльчивой. Мы развелись, я был вынужден оставить эту работу...Пойдёмте в дом.
Харита кивнула и через коридор они вошли в комнату с плотно занавешенными окнами. Посредине стоял маленький стол.
Фабиан зажёг лампу, и со стен уставились персонажи его необычных картин.
Харита очарованно осматривалась вокруг.
- Но это только часть, пойдёмте я вам покажу остальные, - пригласил Фабиан.
Одна из комнат была огромной и напоминала выставочный зал. Картины были своеобразными и небольшими по размеру.
- Вот мои работы. Но они не имеют успеха и сбыта. Они далеко не всем нравятся, но может вам всё же придутся по вкусу.
- Меня ваши работы привлекли ещё в Гертоне... Но... послушайте. Если их мало покупают, то как же вы живёте? - спросила Харита.
- Я живу тем, что работаю ещё и оформителем, и дизайнером. Оформляю виллы и особняки богатых господ. Как-то у меня купили пару картин. Я был счастлив, как могут быть счастливы только ангелы на небесах!
Они ходили мимо полотен.
Одна из картин называлась "Пегасы и дикари". Повернув крылатого коня фантастические уроды тащили из его крыла перья. Они тут же ломали их с ужимками и гримасами обезьян. Второй конь летел из облаков вниз, стремясь ринуться на мучителей, но вдалеке, с лестницы плоских скал, спешили новые полчища странных двуногих, размахивающих дубинками и цепями.
- Какая это страшная картина! Ваши рисунки оригинальны и незабываемы! - сложила ладони потрясённая девушка.
- Они, в общем-то, представляют современное общество и его отношение к культуре, - пояснил Фабиан.
- Но, положим, не всех членов этого общества...
- Не всех, но большинство...Увы...
- А эту картину я знаю, - сказала гостья, показывая лёгким жестом на стену. - Впечатляющая работа!
- Да, это моя "Рука на скале". Маме она тоже нравится. Рука ухватилась за скалу в последнем усилии!
На полотне видна была только рука, уцепившаяся за край пропасти. В ней выражена вся сила отчаяния и ужаса повисшего над пропастью человека.
- А вот, обратите внимание, одна из последних работ. "Жизнь в яблоке", - заметил Фабиан.
- Да, интересно. Какие-то люди живут в середине яблока, делая в нём ходы, комнаты. Какая у вас фантазия! А это что за огромные глаза?
- Эта работа называется "Глаза природы". Написана пару лет назад.
На полотне большие глазные яблоки наблюдали, как люди рубили лес.
- Да, это остро! И актуально..., - промолвила девушка, нахмурившись.
- К сожалению!
- Ваши картины такие содержательные и со смыслом. Мне нравятся, - сказала Харита, серьёзно глядя на Фабиана.
- А вот эта посвящена вам! - промолвил Фабиан, показывая рукой. - Она написана совсем в другой манере.
Эта картина носила название "Праздник". Переплетение жёлто-красных цветов, вихревой танец в коричневой пыли, веером взлетает красная юбка Хариты...
- Какое буйство красок! Замечательно! Отличная, волнующая работа!
- Я её закончу и подарю вам.
- Спасибо, - поблагодарила Харита.
- Позвольте угостить вас нашим домашним вином, - сказал Фабиан. - Есть ещё замечательный пирог с изюмом и яблоками, который печёт только моя мама. Я заварю липовый чай.
- С удовольствием, - улыбнулась Харита. - Приглашайте.
Они сидели в беседке и пили пахучий чай с пирогом. В cаду выводили рулады птицы, и ветер едва колебал ветки яблонь и вишен.
- Скажите, а что вас подтолкнуло писать такие необычные картины, откуда такие сюжеты? - спросила Харита, отпив из чашки и ставя её на столик.
Фабиан вздохнул, задумался, немного поморщив чистый и ясный лоб.
- Быть может этому способствовал один случай. Как-то я приехал в гости к одному моему другу. Вообще у меня мало друзей, но с Максом Доггером я сдружился во время учёбы в училище. Был он человеком необычным. Незаурядный художник, он много читал и фантазировал, придумал какую-то свою философскую доктрину, которой не хотел ни с кем делиться.
Позже наши пути разошлись. Я слышал, что он женился и осел в сельской глуши. Помню, он ещё в юные годы всё нахваливал сельскую идиллию.
И вдруг я получаю от него письмо с просьбой приехать. С некоторым трудом я добрался до его имения - пришлось ехать через луга и лес.
Его жилище - добротный дом, окружённым узким палисадом, полным цветов. Вокруг росли плодовые деревья.
Я увидел изменившегося Макса Доггера - курчавого здоровяка в парусиновой блузе и в таких же брюках. Под стать ему была и его жена Эльма - крепкая, пышущая здоровьем блондинка с несколько сонным взглядом.
Макс обо всём охотно рассказывал, показывал своё хозяйство - огород, оранжерею, парники, разную домашнюю живность. Он меня угостил парным молоком. Я пил молоко из жестяной кружки и меня не покидало чувство некоей нарочитости. Во всех его рассказах проскальзывала едва ощущаемая горечь. Я спросил его, счастлив ли он?
"Да, я счастлив. Меня окружает светлый покой и это всё, что мне надо", - отвечал, как мне казалось, уверенно, а потом забрал у меня пустую кружку и неторопливо отнёс её на прежнее место.
Завтрак был неприхотлив и прост: яйца, сыр, молоко, хлеб, зелень. Доггеры сидели рядом: их предупредительность и приветливость, естественная простота их движений, улыбок, взглядов обвеяли меня подкупающим ароматом счастья.
Я заговорил с ним об искусстве. Увлечённо рассказал о новой картине Алара, художника, чьи картины любил. Я ждал от него поддержки.
"Я не люблю искусства", - кратко заметил Макс, отведя взор. Его жена посмотрела на него, затем на меня и улыбнулась.
Помню меня это поразило - ранее, в бытность свою студентами, мы были неистовыми поклонниками искусства.
И тут вдруг Доггер разразился длинной речью. Он утверждал, что искусство - это зло, потому что его основная тема - красота, но ничто не приносит столько страданий, как красота.
Я с ним спорил, утверждая, что красота есть и в жизни, её можно и стоит отображать, но, помню, он сказал в ответ такую фразу: "Фабиан, у меня душа сейчас другая. Я стою за порядок, за постоянство в любви, за незаметный полезный труд".
Растерявшись, не зная о чём говорить, я быстро нашёлся и стал рассказывать о новых концертах скрипача и певца Седира.
"Я не люблю музыки, - безапелляционно сказал Доггер, очищая яйцо. - Позволь предложить тебе козьего сыру".