Выпрямившись, Маша замерла, поражённо, с долей испуга глядя на сестру. Затем, вздрогнув, будто тело пробил разряд тока, на мгновение зажмурилась, сглотнув подступающую к горлу горечь.
- Дуся, я… - хрипловато пробормотала девушка, опустившись на корточки рядом с кроватью и поцеловав сразу обе маленькие ручки сестры, - у тебя всегда есть я. Всегда.
- Я знаю, - Евдокия тепло и даже озорно улыбнулась, обняв сестру за шею.
Та была похожа на похолодевшую статую – девочка, которую она прижала к себе, радостно улыбалась, а сама Маша словно выпала из реальности. Сердце стучало через раз от сумбурных мыслей, болезненных воспоминаний, осознания возможного будущего сестры – они изводили её, как мучительное проклятие, преследующее каждую секунду, от которого никогда не избавиться.
Из прокушенной губы потекла кровь, в корне задушенный стон разрывал изнутри, а в глазах застыла боль, сродни агонии.
Яд. Это худший яд – бессилие.
Золотоволосая девочка чуть отстранилась, вновь серьёзно взглянув на сестру незрячими глазами.
- Прости, - виновато прошептала она, маленькой ладошкой смахнув набежавшую слезинку с щеки сестры, - Я не буду больше так говорить. Правда-правда. Не огорчайся за меня. Со мной всё хорошо.
- Наоборот, говори мне всё, что тебя тревожит. Никогда не держи в себе. Поняла? – Вздохнув, та встала, - сейчас принесу тебе магнитофон.
Дуся радостно кивнула.
…Дождь уже заканчивался, и всё ещё пасмурное небо стало чуть светлей. Маша стояла у раскрытого настежь окна, держа в руках уже вторую почти докуренную сигарету, нервным движением смахивая с окурка пепел, испуская клубы дыма и глядя на небо с такой искренней незамутнённой злобой, будто проклиная его от всей души. То оставалось всё таким же серым, спокойным и равнодушным, а огонь в груди пожирал её изнутри.
- Ишь чего удумала! – Недовольно воскликнула женщина лет сорока в замызганном домашнем халатике, заметив Машу, - Уж коль не бросила, так хотя бы на улицу бы вышла, стыдобище. Ведь едва-едва семнадцать исполнилось – даже я, старуха, не курю!..
- Не ворчи, тёть Вик, - затушив окурок, девушка закрыла окно, и, немного помолчав, добавила: - я поговорила с Дусей. Всё не знала, как начать, а оно, вон, само. Вобщем, кажется, она не против. Меня здесь тоже ничто не держит. Как то село называется, ты говорила?..
- Здрасьте, приехали, - слегка всплеснула руками та, - Как будто в первый раз туда ездишь. Мы же жить-то на бывшей даче будем. Квартиру, считай, уже продали, там осталось только косметический ремонт сделать, дом хороший, школа рядом... А тебе, как поступать будешь, квартиру снимем. Ну или в общаге поживёшь, там весело. А село Владимирское.
- А, да, - равнодушно кивнула Маша, потеряв всякий интерес к разговору. – Точно.
…
Он убегал… в него стреляли люди…
Проваливаясь лапой в рыхлый снег,
Волк твёрдо знал: спасения не будет...
И зверя нет страшней, чем ЧЕЛОВЕК…
А в этот миг за сотни километров,
Был в исполненье смертный приговор…
Девчонка малолетняя там где-то
Уже четвёртый делала аборт…
Малыш кричал!!! Но крик никто не слушал…
Он звал на помощь: «МАМОЧКА, ПОСТОЙ!!!
Ты дай мне шанс, чтобы тебе быть нужным!!!
Дай мне возможность жить!!! Ведь я живой!!!»
А волк бежал… собаки глотку рвали…
Кричали люди пьяные в лесу…
Его уже почти совсем догнали…
Волк вскинул морду и смахнул слезу…
Малыш кричал, слезами заливаясь…
Как страшно НЕ РОДИВШИСЬ УМЕРЕТЬ!
И от железки спрятаться пытаясь,
Мечтал в глаза он маме посмотреть…
Вот только «маме» этого не нужно…
Не МОДНО стало, видите ль, рожать…
Она на глупость тратит свою душу…
Своих детей «не в падлу» убивать…
А волк упал без сил… так было надо…
Он от волчицы ВАРВАРОВ увёл…
Одна она с волчатами осталась,
Когда он на себя взял приговор…
Собаки рвали в клочья его тело!
Но только душу волчью не порвать!!!
Душа его счастливой мчалась в небо!!!