— Я родом из Вермонта, — сказал он. — У нас с женой небольшая ферма в Вудстоке.
— Я слышала о Вудстоке, — оживилась Жизель. — Говорят, это очень живописное место.
— Так и есть, так и есть.
Тиханов забеспокоился. Что, если она заметила акцент в его английском? Нужно поскорее развеять ее подозрения.
— Вообще-то, — будничным тоном заговорил он, — мои родители родом из России. Отцу, когда его вывезли в Штаты, было восемнадцать, маме — четырнадцать. Уже потом они познакомились в Нью-Йорке на каком-то общественном мероприятии, влюбились друг в друга и поженились. Мой отец стал фермером. Он нашел в Вермонте эту недвижимость и приобрел ее. Там я и родился. — Помолчав, Тиханов продолжал: — По мере взросления я выучил русский язык. Это было совершенно естественно. В нашем доме всегда говорили и на английском, и на русском.
— Мне нравятся иностранные языки, — сообщила Жизель. — Я говорю на четырех, а вот русского не знаю.
— Невелика потеря, — буркнул Тиханов.
— Значит, вы работаете на ферме?
Девушка была не только любопытной, но и умненькой. Врать было бессмысленно — она с первого взгляда увидела бы, что мягкие белые руки Тиханова никак не могут принадлежать фермеру. Он выдавил из себя короткий смешок.
— Я — на ферме? Ну нет! На самом деле я преподаватель. — Тиханов нащупал верный путь и теперь уверенно двигался по нему. — Преподаю русский язык. Я окончил Колумбийский университет, где изучал лингвистику, а после того, как получил докторскую степень, стал трудиться там же, на кафедре лингвистики. Теперь я уже профессор и преподаю в университете русский язык.
— Как вам это удается — жить в Вудстоке и преподавать в Нью-Йорке?
Западни, кругом западни, однако, будучи профессиональным дипломатом, Тиханов умел обходить их.
— Все очень просто, — ответил он. — У меня есть небольшая квартира на Манхэттене, где я живу на протяжении учебного года, а мой главный дом — в Вудстоке, и я езжу туда при любом удобном случае. Моя жена в последнее время живет преимущественно в Вермонте. Она уроженка этого штата. И еще у нас есть сын, он сейчас учится в Университете Южной Калифорнии. Изучает театроведение.
Тиханову не терпелось поскорее уйти от темы своей фальшивой биографии, поэтому он перевел разговор в другое русло:
— Моя жена воспитана в католических традициях, вот и я стал католиком. Как я вам уже говорил вчера вечером, я не слишком набожен, но моей веры оказалось достаточно, чтобы я приехал в Лурд.
— Но работаете вы в Нью-Йорке?
— Да, разумеется.
— Я люблю Нью-Йорк, просто обожаю! Жду не дождусь, когда смогу вернуться туда.
Тиханов снова забеспокоился.
— Вы бывали в Нью-Йорке?
— Я жила там! — восторженно сказала Жизель. — Это было лучшее время в моей жизни. Там столько всего интересного! Я провела там больше года.
Тиханов попытался не выдать своего любопытства.
— Вот как? И что же вы там делали?
— Я работала секретарем в Организации Объединенных Наций.
— В Организации Объединенных Наций?
— Да, в представительстве Франции при ООН. В свое время в Лурде я познакомилась с французским представителем при ООН. Он взял меня на работу в свой секретариат, и так я оказалась в Нью-Йорке. Это было потрясающе! Там я завела столько новых друзей, в том числе и американцев. Один из них работал в американской миссии при ООН. Кстати, сейчас я припоминаю, что он тоже был выпускником Колумбийского университета. Его звали Рой Цимборг. Вам это имя ни о чем не говорит? Среди ваших студентов не было Роя Цимборга?
Еще одна западня, причем очень опасная!
— У меня было много студентов, всех и не упомнишь. Кроме того, возможно, он и не учил русский.
— Возможно, — согласилась Жизель.
Тиханов увидел, что они уже подъезжают к Лурду, и напряжение немного отпустило его. Ему не терпелось поскорее отделаться от этой деревенской девчонки, которая жила в Нью-Йорке и работала в ООН — там, где он сам так часто появлялся и выступал с трибуны. Ее настойчивые расспросы заставляли его чувствовать себя неуютно и неуверенно. Рано или поздно она подловит его на какой-то оговорке или неточности. Надо поскорее избавиться от нее.
Они повернули на улицу Бернадетты Субиру, и вскоре Жизель остановила машину на парковке у здания гостиницы «Галлия и Лондон».
— Что это за место? — поинтересовался Тиханов.
— Гостиница, в которой остановились Эдит Мур и ее муж, — объяснила Жизель, выходя из машины. — Вчера вечером я рассказывала вам об Эдит. Это наша женщина-чудо, которая исцелилась от рака здесь, в Лурде. Беседа с ней наверняка воодушевит вас. Вы все еще хотите этого?
— Да, очень.
— Тогда я пойду и посмотрю, здесь она или нет.
Тиханов наблюдал, как француженка входит в гостиницу. Его решимость окрепла еще больше. Он должен отделаться от нее и от ее любопытства. Если он и дальше будет оставаться в доме ее семьи в Тарбе, ему придется каждое утро ездить с ней в Лурд, а вечером возвращаться обратно. И при этом отвечать на бесконечные вопросы. Она непременно поймает его на какой-нибудь ошибке, и Тиханов окажется в западне. Поэтому сейчас главная задача для него — найти комнату в Лурде, и чем скорее, тем лучше.
Вернулась Жизель и, скользнув на водительское сиденье, сообщила:
— Эдит находится в Медицинском бюро, проходит очередное обследование, но к двенадцати часам, к обеду, она должна вернуться в гостиницу. Я оставила для нее записку и попросила администратора зарезервировать за столиком миссис Мур два места — для нас с вами. Вы довольны, мистер Толли?
— Еще бы!
— А чем вы намерены заняться до этого времени?
— Вы знаете Лурд лучше, чем кто-либо еще. Что бы вы мне посоветовали?
— Но ведь вы приехали сегодня в надежде на исцеление, правильно? Для вас главное — здоровье. Вы серьезно настроены на этот счет?
— Серьезнее не бывает.
Жизель завела двигатель.
— В таком случае вот что я могу вам предложить. Сделайте все то, что делает каждый приезжающий сюда паломник. Для начала отправляйтесь в грот и помолитесь.
— Хорошо. А сколько времени нужно молиться?
От удивления Жизель даже моргнула.
— Сколько времени? Откуда мне знать! Столько, сколько вам захочется: пять минут, час, два. Это вам решать. Затем подойдите к кранам, попейте целебной воды и наконец сходите к купелям, снимите одежду и совершите омовение. И главное, постоянно думайте о Деве Марии. Считается, что омовения в целебной воде — самое эффективное средство для исцеления.
— Вода лечит? Обычная вода?
— Нет, — покачала Жизель, переключая передачу, — вода ничего не лечит. Вас лечит ваша собственная голова. И не забудьте о том, что в двенадцать часов мы с вами встречаемся у входа в отель. А теперь, мистер Толли, я высажу вас у святилища.
— Благодарю вас, — откликнулся Тиханов. — Я сделаю все, как вы сказали, мадемуазель Дюпре.
Аманда Спенсер не торопилась покинуть гостеприимный Южени-ле-Бен, чтобы вернуться в треклятый Лурд. Сидя за столом на балконе своего номера, она наслаждалась изысканным завтраком, думая о Кене и его болезни. Какой же он все-таки дурак, что променял эти роскошные апартаменты на лурдский свинарник!
После завтрака она надела брюки, блузку, сандалии и погуляла по разбитой перед отелем лужайке.
Дорога от чудесного Южени-ле-Бена до убогого Лурда заняла около полутора часов. Поездка была монотонной и нагоняла на Аманду уныние, однако, когда они были уже совсем недалеко от конечного пункта назначения, перед ней вспыхнула еще одна искорка надежды, причем подарил ее Аманде пожилой и не в меру разговорчивый шофер. Он был напичкан познаниями о Лурде и в особенности о самой Бернадетте. Один раз он упомянул о болезни Бернадетты, и Аманда, моментально насторожившись, стала слушать его очень внимательно. Ей уже приходилось слышать, что в детстве Бернадетта отличалась хрупким здоровьем, но до сегодняшнего дня она не знала, что будущая святая страдала тяжелой формой астмы.