– А это миссис Райт, одна из знаменитых крымских медсестер.
– Подумать только! – У матери семейства были широкие костистые плечи, серые глаза и невеселая улыбка. – Благослови вас Господь за то, что приехали к нам издалека, мэм.
Неужели эта женщина в своем невежестве считает, что на том полуострове все еще бушует война и Либ приехала прямо из гущи сражения?
– Надо было бы принять вас в хорошей комнате. – Розалин О’Доннелл кивнула на дверь справа от камина. – Но там сейчас посетители.
Прислушавшись, Либ различила тихие звуки пения.
– Нам и здесь отлично, – заверил женщину мистер Таддеус.
– Садитесь, я принесу чай, – настаивала миссис О’Доннелл. – Все стулья в комнате, так что пока садитесь на табуретки. Хозяин копает торф для Шеймуса О’Лалора.
Табуретки представляли собой сиденья из бревен, которые женщина придвинула к самому очагу. Либ выбрала себе одну, попытавшись чуть отодвинуть ее подальше от огня. Хозяйка как будто обиделась. Понятное дело, ведь у очага самое почетное место. Так что Либ села, поставив саквояж с прохладной стороны, чтобы ее мази не растаяли.
Усевшись, Розалин О’Доннелл перекрестилась, то же сделали священник и монахиня. Либ подумала, а не надо ли последовать их примеру. Ну нет, было бы смешно копировать местных жителей.
Пение из соседней комнаты зазвучало громче. Камин выходит в оба помещения, сообразила Либ, поэтому звуки проникаются оттуда.
Пока прислуга снимала с огня кипящий чайник, миссис О’Доннелл говорила со священником о вчерашнем дожде и о том, каким необычно теплым оказалось это лето. Ни слова о дочери.
Униформа прилипла к телу Либ. Она напомнила себе, что наблюдательная медсестра не должна тратить время даром. Либ приметила простой стол, придвинутый к задней стене без окна. Крашеный буфет со странной зарешеченной, как у клетки, нижней частью. Несколько маленьких дверец в стене – стенные шкафы? Прибитая сверху гвоздями занавеска из старых мешков из-под муки. Все довольно примитивное, но опрятное. Закопченный колпак трубы сплетен из прутьев. С каждой стороны камина виднеются квадратные углубления, а повыше висит на гвозде ящичек с солью. На каминной полке пара латунных подсвечников, распятие и небольшой дагеротип под стеклом в черной лакированной рамке.
– А как сегодня Анна? – наконец спросил мистер Таддеус, когда они прихлебывали крепкий чай, в том числе и горничная.
– Вполне в себе, слава Богу.
Миссис О’Доннелл бросила в сторону комнаты еще один тревожный взгляд.
Неужели дитя поет гимны вместе с посетителями?
– Нельзя ли рассказать сестрам ее историю? – попросил мистер Таддеус.
Женщина озадаченно посмотрела на него:
– Какая история может быть у ребенка?
Либ переглянулась с сестрой Майкл и взяла инициативу в свои руки:
– Каким было здоровье вашей дочери до этого года?
– Анна всегда была нежным цветочком, но не плаксивой или обидчивой. Когда у нее появлялась царапина или ячмень на глазу, она делала небольшое пожертвование для церкви.
– А какой у нее был аппетит? – спросила Либ.
– О, она никогда не была жадной и не выпрашивала гостинцев. Очень хорошая девочка.
– А ее душевный настрой? – спросила монахиня.
– Нет причин для жалоб, – ответила миссис О’Доннелл.
Эти неопределенные ответы не удовлетворили Либ.
– Анна ходит в школу?
– Да, мистер О’Флаэрти души в ней не чает.
– Она ведь выиграла медаль, верно? – Служанка неожиданно указала на что-то, чуть не расплескав чай.
– Верно, Китти, – ответила хозяйка, кивнув на каминную полку, точно курица, клюющая зерно.
Либ, поискав глазами, нашла медаль – маленький бронзовый диск в подарочном футляре около фотографии.
– Но после коклюша, который Анна в прошлом году подхватила в школе, – рассказывала миссис О’Доннелл, – мы решили оставить нашу девчушку дома, даже несмотря на грязь, разбитые окна и сквозняки. Но она и самостоятельно очень упорно занимается по книгам. Дома и стены помогают, как говорят.
Либ не знала этой поговорки. Она продолжила расспросы, потому что ей пришло в голову, что нелепые выдумки Анны могут быть основаны на фактах.
– С начала недомогания у нее бывали нарушения пищеварения?
Либ предположила, что сильный кашель мог вызвать у ребенка внутренние повреждения.
Однако миссис О’Доннелл с натянутой улыбкой покачала головой.
– Рвота, запор или понос?
– Только изредка, как это случается с растущими детьми, – ответила миссис О’Доннелл.
– Выходит, до одиннадцати лет, – уточнила Либ, – Анна, по вашим словам, была нежной и чувствительной, и ничего больше?