– Что петь? – спросил я, отворачиваясь от исчезающего в переулке ватного человека.
– Что хочешь, наверно, – призадумалась Анна. – Главное, чтобы в мотив попадало. Я буду орать «ла-ла-ла»! и вспоминать, как мы сегодня по крышам лазили. Измена мне нравится. Хочу помочь, чем смогу.
Так она и сделала. Причём изо рта её появлялись примерно те же оттенки, что и у хора. Мои товарищи в основном глотки не надрывали. У Лейна никакого цвета не получалось, он слишком тихо пел. Из-за паники, причиной которой стал ватный человек, Чонёль порой выдавливал нечто тёмное, а иногда совсем ничего. Мириам, как и я, делала вид, что поёт, лениво шевелила потрескавшимися губами. Единственной, кто не фальшивил и не мухлевал, была Корнелия. Мощные и яркие, её слова отгоняли неприятеля, наверно, ничуть не хуже, чем слова певунов в святилище.
Из окна на крыше вырвался столб света – пение хористов. К нему стекались тонкие струйки голосов от людей с площади. Часть звуков попадала в янтарные шары. Как только они чернели, из них появлялся луч. Город становился похожим на солнце, нарисованное ребёнком.
Я мог видеть с высоты столба и лететь вместе с лучами, чуть ли не достигая скорости света, к песчаной буре. Раз – и ударяюсь о темноту. Два – снова на площади. Тенеходец оказался прав, голоса подарили новое зрение. В эту секунду я был готов поверить, что всё, что когда-либо попадалось мне на глаза, не было иллюзиями, игрой разума, не мерещилось, а считалось нормальным, вопреки маминым словам, и не нуждалось в лечении. Даже наоборот, стало лечением от всего того, что случилось со мной в последние дни.
– И долго так? – заныл Чонёль спустя пять минут.
Это притом, что он ничего особо не делал.
– Думаю, можно передохнуть, если устанете, – встряла Анна. – Мы же собрались здесь по собственной воле.
– Давайте по-тихому уйдём, – согласился я с ней, поскольку Чонёль начал вертеться и вяло поскуливать.
– Мне нравится, – отказалась Корнелия. – Я остаюсь.
Мы вернулись в берлогу без неё, и я тут же улёгся спать.
Ладонь зажгло, и как я не пытался, никак не мог убрать её от жара. Хотел перевернуться на другой бок, не получилось. Спрятать руку под простыню, опять не вышло. Почесал, но с ужасом понял, что трогаю не свою кожу. Я открыл глаза и увидел перед собой маску Чонёля. Он сидел рядом и держал меня за руку.
– Ты что творишь? – я зевнул, но ещё надеялся, что меня оставят в покое и дадут вздремнуть часок-другой. Так хорошо я давно не спал.
– Вчера я струсил, – повинился он, – вот восстанавливаюсь.
– Ты всю ночь просидел?
– Ага! – он показал жучки, которые прятал в своём кармане. – Ты без них спал. Попробуй послушать. Настрой слух!
Напрягаться не пришлось. Я услышал, как доктор Сандерс, кряхтя, поднимается по ступенькам святилища. Как распахиваются ставни на чьём-то окне. Как птицы взлетают с дороги, пуганные прохожим.
Когда я снова посмотрел на Чонёля, он не держал меня за руку.
– Я из-за всех этих шумов и на секунду глаз сомкнуть не смог, – пожаловался он. – Казалось, вот-вот кто-то подкрадётся ко мне и схватит! Как ты спал... – он замешкался, подбирая слова, – раньше?
Постучали.
– Войдите! – крикнула басом Корнелия.
Мы вздрогнули от неожиданности, и её рот исказился в ухмылке. Она поёрзала на кровати, возвращаясь в удобную позу, и продолжила безмятежно листать журнал.
В комнату ворвалась Амелия и по-хозяйски прошагала к столу. В руках у неё был бумажный пакет, из которого пахло приличной едой. Следом за ней проковылял ватный человек.
Чонёль швырнул мне жучки и пополз на четвереньках к кровати так тихо, что ему позавидовала бы и кошка. Там его ждало спасение – прекрасная чёткая тень.
– И Крутяшка здесь! Я приготовила тебе сладостей. Они же тебе понравились? Я правильно поняла? Иначе зачем о них спрашивать, да? И вы тоже, – взмахнула она руками, – вы тоже угощайтесь! Что это я? Вы все у меня любимчики! Все! – Чонёль вяло что-то пробубнил и не спешил подниматься с пола. – Как у вас дела? Доктор помог?
– Пока нет, – Корнелия взяла свой бутерброд. – Но ему перед нами не устоять.
– Не сомневаюсь, – Амелия не отводила взгляда от Чонёля. – Если могу что-то для вас сделать, скажите.