Батаня же всегда выглядел одинаково и одинаково молчал. Хотя нет, иногда он умел молчать недовольно или, как сейчас, — умиротворенно.
— Ну ладно, иди сюда, — позвал я его после ужина. — А то опять всю ночь трещать будешь.
И правда — напитанная чудью шерсть топорщилась, искрилась и потрескивала как хороший ночной костер. Батаня подождал, пока я с удобством устроюсь на печной полати вместе с нашим туеском, быстренько оплел чарами стол, чтобы еда на нем не испортилась к утру, и забрался ко мне на колени.
Не знаю, делал ли такое еще хоть один из ныне здравствующих чудодеев, но у нас с Батаней был свой личный обряд. Тяжелым серебряным гребнем я расчесывал его косматую шерсть, счесывая с нее чудь на серебряное блюдце, а потом аккуратно пересыпал добычу в серебряные крынки. Сейчас у меня с собой было только две походных — одна полная для работы и одна полупустая для запасов, — но дома у нас хранилось настоящее богатство: два кованых сундука, набитых такими крынками под завязку. Мое чудодейское наследие за почти тридцать лет скитаний по этому миру.
Не всегда улов был таким богатым, как сегодня. Пожалуй, по здешним лесам стоило побродить подольше — авось очередная крыночка под крышечку забьется… Батаня разомлел, да и я уже отчаянно зевал, в очередной раз пересыпая чудь в сосуд с помощью тонкого листа серебра, согнутого воронкой.
Спать Батаня полез в запечье — как и всегда, когда самое любимое место всех домовых не бывало занято. Иногда особо радушные хозяева уступали гостю свою кровать, хотя чаще, если ночевать приходилось в чужом доме, он устраивался у меня в изголовье. Но здесь, в специальной чудодеевой хатке, печь была большой, чистой и прекрасной, и я буквально представлял, с каким удовольствием мой компаньон устроится за ее теплым боком…
Из-за печки Батаня метнулся ошпаренным котом и одним прыжком вскочил ко мне на полати. Его крупное и увесистое для домового тело мелко тряслось, а лапками он с силой вцепился в мою руку, хотя обычно избегал трогать живую человеческую кожу.
— Что с тобой? — выдохнул я и едва не обхватил инстинктивно дрожащего домового руками, лишь в последний момент вспомнив, что делать этого не стоит. — Что случилось?
Батаня поднял на меня желтые глаза, и у меня внутри все захолодело: в них плескался совершенно живой, почти человеческий ужас. Но секунда шла за секундой, и домовой постепенно успокоился — перестал трястись, отпустил меня и указал лапкой за печь.
Не понимая, что же происходит, я спустился на пол, зажег длинную лучину из собственных запасов и полез проверять запечье.
И сразу понял, что так напугало моего в принципе очень даже храброго компаньона. Чудь из глаз уже почти вымылась после того, как я закапал капли на поляне, но того, что оставалось, мне хватило, чтобы увидеть большой комок шерсти, маленькие берестяные тапочки на том, что когда-то было лапками, и цветную пыльную курточку.
Все, что осталось от домового, совсем еще недавно жившего за этой замечательной печью.
Колоземица — атмосфера
Визига — Часть хребта, спинная струна осетровых рыб, употребляемая в пищу. Деликатес.
Кисель. Мы привыкли кисель пить из кружки, а не резать ножом. А в старину кисель готовили на заквашенных отварах злаков и зерновых — гороховый, овсяный, ржаной, гречневый, пшеничный. Способ приготовления и дал название «кисель» — кислый. Получался в результате густой студень, который можно было резать ножом. И в те далекие времена, и сейчас в кисель непременно добавляли всякие вкусности — ягоды (смородину, клюкву, чернику), яблоки, сливы, вишню, мед, чтобы сделать его сладким и приятным на вкус. Картофельный крахмал, как загуститель, вошел в употребление лишь в XIX веке.
Узвар — напиток, получаемый с помощью длительного нагревания воды или пива с травами, кореньями, фруктами или ягодами.
Глава 3
Батаня тихо выл на одной ноте. Все-таки он умел издавать звуки, но я предпочел бы так никогда этого и не узнать.
Они были все мертвые.
Банник лежал за уже совсем остывшей каменкой. Обычно банники были щуплыми, сухими от вечного жара, но зато с лоснящейся и кудрявящейся от пара шерстью. Этот тоже был кудлатый, но толстенький, что молодой боровок. Неудивительно — баню в гостевой хате топили редко, вот и жировал хозяин холодной бани, чтоб не мерзнуть.