Когда Вайсблат додумался до этого, он услышал рыдание. Оно донеслось с койки Станислауса. Но Вайсблат не признавал утешений. Он считал их нелепой чепухой. Каждому человеку приходится тащить свою долю земных невзгод.
К шести часам вечера новобранец Станислаус Бюднер сполз со своей койки, чтобы снова начать земное существование. Он утер последние следы влаги, оросившей его глаза, и достал из своего шкафчика чернила и папку с почтовой бумагой, на которой значилось: «Горячий привет родине». Это были листки тисненой бумаги и желтые конверты с лиловой подкладкой. Нужно изготовить прощальное письмо к Лилиан: потребовать, чтобы она сняла его кольцо и не смела больше даже упоминать его имя. Станислаус написал несколько вариантов письма, и ни один, по его мнению, не соответствовал величию его решения. Потом из письма начало возникать стихотворение, и когда первые рифмованные строки легли на желтую тисненую бумагу, Станислаус почувствовал облегчение и успокоение. Эта легкомысленная девчонка Лилиан после смерти будет всеми забыта, умрет вдовой неизвестного фельдфебеля, а стихи поэта Станислауса Бюднера впоследствии будут обнаружены. «Как нам сообщили, только недавно обнаружена рукопись с неизвестным стихотворением поэта Станислауса Бюднера, которое посвящено прощанию с девушкой. Это творение пронизано подлинным поэтическим очарованием» и т. п. и т. д. Так или в этом роде напишут тогда в газетах.
Стихотворение Станислауса лежало в толстом желтом конверте, а рядом с ним — строго по линейке выровненные сорочки и кальсоны, под ними — полка со стаканчиком для повидла и кусочка маргарина — порция новобранца. Письмо получалось очень значительным и пухлым. Впрочем, Станислаус адресовал его не Лилиан, а папаше Пешелю. «Мой дорогой Пауль Пондерабилус! Вот она перед тобой, судьба поэта. Это ты произвел на свет сию дочь, ставшую горьким страданием для поэта. Передай Лилиан это стихотворение и знай, что между мною и ею все кончено навеки. Твой коллега в поэзии Лиро Лиринг».
Станислаус заметил, что его товарищ, новобранец Вайсблат, лежит на своей койке с видом величавого спокойствия.
— Да, да, твои семейные дела в порядке. Вот и полеживаешь здесь, думая о том, как приятно всё там дома.
— Я родился на свет, видимо, уже заранее обреченным на одиночество, — ответил Вайсблат.
Станислаус присел на край его койки.
— Значит, и тебе нелегко приходится в жизни? Значит, и у тебя есть своя ноша?
Вайсблат развернул в общих чертах схему великого одиночества, которое обволакивает человека, едва лишь он покинет чрево матери.
— Они ласкают тебя и пеленают, а в действительности они любят лишь самих себя и то, что из них самих вышло.
Станислаус кивнул, соглашаясь, и попытался вслед за Вайсблатом взобраться на снежные вершины человеческого одиночества. Приятно с такой высоты взирать на долины страстей. Там внизу среди копошившихся блохоподобных существ находилась и некая Лилиан Пешель: и право же, она не была самой преступной из тех, кто согрешил против духа человечности.
Вайсблат излагал свои взгляды и теории о том, что в мире можно достичь удовлетворения жизнью, только если принять страдание и считать смерть желанной. При этом он все время лежал. Все мудрецы поучали только лежа, потому что каждый шаг есть лишняя дань жизни, деятельной и несущей страдания. Но зато он выкурил по меньшей мере пятнадцать сигарет. Это были «Амарилла», по шестнадцати с половиной пфеннигов штука. Он курил не больше половины от каждой, а окурок тушил в коробке из-под сардин, морщась от отвращения. Потом он стал приводить суждения других великих ученых, которые разделяли его мнение о несостоятельности жизни.
Станислаус жадно впитывал эти утешения, как промокательная бумага впитывает чернила.
— Пусть бог благословит твою мудрость, но ты, видно, ни разу не встречал в этом недопеченном мире девушки.
Вайсблат скривил рот так, словно укусил кислый помидор. Потом зажег новую сигарету, втянул голубой дым. И Станислаус услышал историю первой любви Вайсблата.
Иоганнес Вайсблат в двадцать лет был студентом юридического факультета и изучал законы. Есть люди, изучающие на рынках мира беззаконие, неправый произвол, но он, Вайсблат, изучал законы и для этого посещал университет. Так угодно было его отцу — фабриканту и изобретателю пемзобетона. Сколько денег должна расходовать солидная фирма, чтобы все было законно? Вайсблат-отец знал, зачем он велел сыну изучать законы.