— Ага-га.
Это был уже не крик боли, а угрожающее рычанье. Со свистом пролетела тяжелая пепельница, брошенная Роллингом. Одно из привидений зашаталось. За пепельницей полетела стальная каска, но ударилась об пол, ни в кого не попав. Привидения явно были испуганы. Али высвободился. Вся комната наполнилась шумом возни и стуком ударов. Одно из привидений вылетело через окно во двор казармы. Али стоял полуголый, словно древний германский бог или предводитель легендарных арийцев. Он схватил табуретку, и она разломалась от удара об шкаф. Али схватил вывалившиеся ножки, по одной в каждую руку, две другие стали дубинками для Роллинга и Станислауса, Станислаус лихо дрался, защищая голодного Али.
Однако Роллинг оказался неправ. Среди тех, кого они отлупили, не было вахмистра Дуфте и ни одного из унтер-офицеров и ефрейторов. Колотушки достались солдатам из других отделений, которых наняли, чтобы избить Али. Впрочем, с ними был Маршнер — владелец окорока, ему даже пришлось лечь в санчасть. Это уже неплохо. Маршнер, кроме всего прочего, порезался осколками стекла, так как вылетел в окно, которое давно уже не открывали.
— Он летел, как белая ворона, вот как! — вспоминал Али.
Для Али, Роллинга и Станислауса снова начались трудные дни. Во время поверок их коней проверяли прикосновениями белых перчаток и всегда находили пыль на шерсти.
Маршнер вылечился. Однажды вечером он вернулся из санчасти и уже забрал свои вещи из комнаты № 18. Все могли полюбоваться маленьким серебряным угольником на его рукаве: Маршнер стал ефрейтором, и его назначили заведовать каптеркой. Каждый, кому требовалась новая фуражка или гимнастерка, должен был с ним ладить, ибо теперь Маршнер мог любого солдата сделать посмешищем.
Станислаусу понадобились новые брюки. Вследствие множества штрафных упражнений его брюки совершенно протерлись на коленях. Он затягивал прорехи нитками, но стоило сесть в седло, как ветхая ткань снова расползалась. Вахмистр Дуфте не мог допустить, чтобы солдат его эскадрона сидел на коне и у него сквозь дыры на коленях мерцала белизна подштанников: это мог бы заметить ротмистр. Новобранец Бюднер отправился в каптерку доставать новые брюки. Маршнер крайне дружелюбно уговорил Станислауса взять поношенные офицерские бриджи. Но когда Станислаус их надел, они оказались слишком узки и он выглядел, как молодой ястреб или еще не оперившийся голоногий коршун.
Маршнер обезобразил так же и других. Али стал похож на огромного подростка в день первого причастия. А склонному к полноте Роллингу тоже достались чрезмерно узкие брюки. Казалось, что они припаяны к его ягодицам.
— Ладно уж, казарма не ателье модного портного, — сказал Роллинг.
Вечером, когда все занимались починкой и чисткой, Роллинг снял брюки. Он нарисовал на них сзади мелом лунообразное лицо с высунутым языком. Нарисовал так, что язык высовывался каждый раз, когда Роллинг наклонялся. Маршнер пришел навестить свою бывшую комнату. Роллинг был дневальным. Он возился у печки, то и дело поворачиваясь к Маршнеру задом. И всякий раз лунная физиономия на его брюках показывала ефрейтору язык.
Потом Роллинг тайком укоротил одну штанину. Вечером, отбывая внеочередной наряд, он стоял на часах у офицерского собрания. Ротмистр фон Клеефельд заметил, что у солдата его эскадрона, стоящего на посту, штанины разной длины. Он вызвал этого дьявола Дуфте. Вахмистру пришлось прервать свой обеденный отдых и отправиться изучать штаны Роллинга. Наказать его он больше не мог, так как Роллинг уже отбывал наказание и вместо обеденного отдыха должен был убирать и мыть посуду в столовой офицерского собрания. Гнев Дуфте обрушился на ефрейтора Маршнера.
Маршнеру пришлось в свое обеденное время отправиться в каптерку и подобрать новые брюки для Роллинга. Маршнер про себя решил, что в следующей посылке у него уже не найдется окорока для Дуфте.
Прошла весна, и наступило лето. Но вот уже и летние дни стали короче, напоминая, что предстоит другое время года. Месяцы текли по стране неторопливо, как большие величавые реки. Но они обходили стороной казармы, словно мели и острова. На щебне казарменных дворов ничего не росло и не цвело. На винтовочных ложах не распускались почки. И даже в самые жаркие дни нельзя было выйти на занятия без мундира или в соломенной шляпе.
Станислаус начинялся премудростями Фридриха Ницше. Этот Ницше возвещал приход сверхчеловека. Он утверждал, что все приметы свидетельствуют о скором рождении сверхчеловека, а только в нем и есть единственный смысл всей жалкой возни людей на этой земле.