А в какой-то день идет человек по дороге, и нет у него никаких желаний, никакого любопытства, и вдруг на самой нижней ветке дерева сидит птица иволга и чистит перышки. Неужели это она и есть, та, которая так чудесно пела? А она сидит и словно бы ничем не отличается от других птиц.
Станислаус никуда не торопился. Ответа от Марлен он не получил. В последнем письме, в этом гонце его тоски, он послал свои последние приветы. По-настоящему он уже не ждал ответа и не страдал в ожидании его. Он чувствовал даже некоторую гордость. Разве кому-нибудь, ну, например, тому же барону Альфонсу, случалось не спать ночей из-за любви, а днем не знать покоя от укусов постоянной тоски?
Молодой странник достал из кармашка рюкзака трубку и закурил. С куреньем дело кое-как наладилось. Набивать трубку следовало не доверху. Облачка табачного дыма поднимались из придорожной канавы. Они запутывались в травах и рассеивались сквозь их метелки. Дул легкий ветерок.
Духота пекарни осталась позади. Отвращение забылось. Ласточки взмывали в небо и пели. Тихо шумели деревья. Великая музыка земли ласкала слух странника:
Станислаус писал рифмованные строчки на обороте книжонки «Искусство счастливой любви».
Вверху, в своих небесных чертогах, бог, говорят, ходит в чулках. Наш странник потерял уважение к этому небожителю. Владыка, будто бы живущий там, наверху, приобрел в глазах Станислауса некоторую смехотворность. В особенности когда он вспоминал елейные речи пекарши-святоши с ее злым язычком, или папашу Марлен, пастора, передоверившего богу свои семейные дела, или того пекаря, который пользовался богом как рекламой для своей торговли. Станислаус невольно вспомнил и Гвидо, как тот облекал свои вожделения в божественные ризы. Что это за бог, думал Станислаус, который позволяет так обращаться с собой? Что это за бог, который спокойно проходит мимо лицемерия, а истинно любящих разбрасывает в разные стороны?
Солнце поднималось все выше. Тени становились резче. Станислаус шагал. Ему хотелось несколько дней прожить привольно, как в детстве, между деревьями и цветами, кузнечиками и бабочками, между полным бодрствованием и глубоким сном.
Издали Станислаус заметил в придорожной канаве что-то пестрое. Когда он подошел ближе, то оказалось, что это девичье платье и голубая косынка. Под косынкой пряталось задорное девичье лицо. Многообещающие каштановые локоны выбивались на лоб. Девушка хлопала по босым ногам, отгоняя надоедливых луговых мух. На веснушчатом лице не отразилось ни страха, ни любопытства.
Станислаус передвинул трубку в правый угол рта и попытался улыбнуться. Неподалеку паслись козы, слышалось их жидкое блеяние. Странник придумывал множество вариантов — ему хотелось заговорить с девушкой. Но чем ближе он подходил, тем больше робел. Он прикусил мундштук трубки так, что она закрыла ему правый глаз. Он прошел мимо девушки, так ничего и не сказав. Пастушка приподнялась:
— Сколько времени?
Он вздрогнул, как боязливый зайчонок, и уже собирался признаться, что у него нет часов, но вовремя спохватился, подумав о бароне Альфонсе. Он вынул свою конфирмационную цепочку, прикрыв рукой полированный железный кружок, всмотрелся в его отверстие с нарезкой и сказал:
— Седьмой!
Девушка рассмеялась. Веснушки на ее носу запрыгали.
— Может быть, и шесть часов. Идешь, не думая о времени, и часов даже не заводишь.
Девушка продолжала смеяться.
— Идешь, не думая о времени, и играешь цепочкой.
Пойманный с поличным, Станислаус важно сказал, перещеголяв самого барона Альфонса — образец, которому он следовал:
— Вы лежите здесь, яркая, как само лето, и смеетесь, как солнце собственной персоной.
От удовольствия девушка заболтала ногами.
— Ой, не могу!
Станислаус притопнул ногой.
— Я закрою вам рот нежным поцелуем!
Он покраснел. Вот тут-то и сказалась сила науки. Он произнес заученную наизусть фразу из одной книги. Наука кое-чего стоила: девушка перекувырнулась, вскочила и бросилась бежать, крикнув:
— Того, кто меня догонит, ждет щедрая награда!
Первое любовное приключение Станислауса, опирающееся на научные основы, обещало стать увлекательным.
Чемоданчик полетел в траву. Рюкзак шлепнулся неподалеку от него. Подняв руки, словно он собирался поохотиться за бабочками, Станислаус побежал. Девушка неслась во весь опор. Ее преследователь несся во весь опор. Босые ноги прыгали через кочки, поросшие травой, через канавы. Грубые башмаки подмастерья бухали по лугу и топтали цветы.