Выбрать главу

— Я буду танцевать только для тебя. — Она закрыла глаза. Ей было безразлично, что он с ней делал.

Ночью он проводил ее до дома дяди. По дороге она досказала ему свою историю, а он согревал ее. Танцы на подносе кончились тем, что она заболела. Простудилась, когда танцевала? Наверное, сильно простудилась. Мама привезла ее к дяде в деревню. Нет, Станислаусу нечего бояться, теперь она совершенно здорова. Он, несомненно, почувствовал, что она здорова. Так она и застряла в этой паршивой деревне. Дядя и тетя обращаются с ней строже любого жандарма. С дядей она иногда отводит душу. Он все же не такой страшный, как тетя, но зато ревнив. Пасти коз, чистить картофель, без конца носиться по дому — вот ее жизнь. Ей даже не позволяют на носочках пройти в танце по двору. Правда, для дяди она иногда по секрету от тети танцует в козлятнике.

Она шла, прильнув к Станислаусу. Но вот она остановилась и, задрав голову, посмотрела на него.

— А сейчас ступай. Дядя, может, стоит под воротами с косой в руках.

— Пускай себе стоит хоть с двумя косами, да еще с ножом впридачу, — сказал Станислаус.

Нет, нет, дядя попросил ее еще днем купить ему сигареты, а парни забрали с прилавка ее сигареты и все выкурили. Если бы она могла хоть деньги за сигареты вернуть дяде!

Станислаус ни перед чем не останавливался. Он дал ей еще пять марок. Она вознаградила его поцелуями, зажегшими его кровь, как крепкое вино.

Она вырвалась из его объятий. Он сказал, что будет ждать, и пошел искать дубинку. Пусть только дядя попробует пальцем тронуть Миу. Она вдруг вспомнила, что, уходя из дому, спрятала косу. Нет, бояться дяди нечего.

Станислаус долго стоял, но не раздалось ни единого крика с призывом о помощи. Бесшумно проносились летучие мыши. В деревне лаяли собаки. Только идя по шоссе, он почувствовал огромную усталость.

30

Станислаус одевает грешницу. Бог наказывает его и обрекает на неподвижность.

Неделя тянулась бесконечно. Хозяин шипел:

— Пятнадцать марок за такую безобразную работу! — И вполне справедливый упрек. Станислаус жил как в тумане. «Не пиши мне. Это ужасно скучно», — сказала Миа. Куда ему девать свою неукротимую любовь? Он попытался найти совет в книгах. Но они были как друзья, у которых нет для тебя времени как раз тогда, когда ты в них нуждаешься. Он заглядывал в книгу и в опьянении любви видел там только себя и Миу. Страницы походили на черную кашу, нанесенную на бумагу. В пробелах между строками он читал собственные мысли.

Он стал простодушен, как ребенок. Однажды он спросил у ученика:

— Ты, верно, никогда не видел настоящей танцовщицы?

— Видел как-то в балагане. На ней почти ничего не было.

— Это, конечно, безобразие. Ну а видел ты девушку, которая танцует на подносе?

— Такого не бывает.

— А вот моя невеста, можно сказать — жена, пляшет на подносе. Я купил ей новые танцевальные туфельки. В них она станцует, может, и на кофейном подносе.

Ученик молчал. Все странствующие подмастерья лгут почем зря и бесятся, если им не верят. Чувства Станислауса переливались через край.

— Ты, верно, никогда еще не имел дела с девушкой, а?

— Как же! Я купался с двоюродной сестрой. Она учится в лицее, у нее уже налились грудки.

О Станислаус, Станислаус! Никому не было дела до его Мии.

Наступило воскресенье. Хозяин, шипя, швырнул ему на бадью пятнадцать марок.

— Наш брат милосерден, как самаритянин.

Станислаус почувствовал себя виноватым.

На проселке его сразу объяло благоухание берез, а пчелы в придорожных цветах разноголосо гудели, как органные трубы. Кукушка звонила в свой звучный колокол, а дрозды без устали выводили свои нежные мелодии. Мог ли заболевший любовью Станислаус двигаться среди великой симфонии лета, не вплетая в нее свой голос? Он пел:

Бедная танцовщица, Долго должна ты кружиться. Вечно одна ты, Но без конца ты Пляшешь упруго По кругу. Танцуя, не замечаешь, Скольких вокруг привлекаешь! Но думаешь об одном лишь, Одного только помнишь Друга.

И гляди-ка, любовный жар не выжег в нем, оказывается, чудесного вдохновения!

Напевая, довольный всем миром и собой, вошел Станислаус в деревню. На этот раз перед трактиром толпились деревенские ребятишки. Они вскакивали на узкий карниз под окнами, на минутку, как стрижи, прилипали к стеклам и, заглянув внутрь, отскакивали и шлепались на землю. Из трактира доносился отчаянный шум, звуки гармоники, хлопки, вскрики, взвизгиванья. Станислаус поспешил пройти мимо этого храма сатаны. Трубку свою он на этот раз не вынимал из кармана. Он укрылся за густым кустарником и стал ждать Миу. Они уговорились встретиться здесь и уговор скрепили не одним поцелуем.