Эмиль промолчал.
— Давай мою долю, — сказал трубочист, — а то мне это может стоить работы.
Эмиль кивнул и взял у него ящик.
Через четверть часа трубочист входил в лавку через дверь:
— Небольшая неисправность. Теперь все в порядке. С вас две марки и восемьдесят пфеннигов. Тяга опять есть.
Эмиль исчез.
Этого загадочного маленького человека они нашли вечером в его комнатушке, в его лаборатории. Он перерезал себе вены. На столике, который Эмиль когда-то на себе приволок наверх, лежала записка: «Любовь находится слишком высоко. Горбуну до нее не дотянуться».
В тот же вечер Станислаус опять сидел у себя и писал. За стеной лежал Эмиль, убитый любовью и не знающий больше горя. Станислаус не писал никаких возвышенных слов, ничего не писал ни о любви, ни о разочаровании. Или все-таки о разочаровании? Он писал заявление о том, что решил добровольно пойти на военную службу: «…и по некоторым причинам хотел бы служить в кавалерии…»
Кое-кто долго в пути
Пролог,
где речь идет о людях, с которыми Станислаусу предстоит делить радости и горе.
В один прекрасный день тысяча девятьсот тридцать восьмого года в казармах города Беренбурга встретились восемь человек. Это были: мелочный торговец Тео Крафтчек, сторож при железнодорожном переезде Август Богдан, садовник Бернхард Вонниг, зажиточный крестьянин Альберт Маршнер, батрак Али Иоганнсон, рабочий с цементного завода Отто Роллинг, поэт Иоганнис Вейсблатт и подмастерье пекаря Станислаус Бюднер.
Теодор Крафтчек был шахтером, как и большинство маленьких людей в Верхней Силезии, но он был хитер, богобоязнен и Деву Марию почитал превыше родной матери. Однажды Крафтчек начал продавать своим товарищам-шахтерам пиво и жевательный табак. Это ему подсказали его собственная хитрость и Божья Матерь: «Хоть торговля и мала, кое-что она дала». Крафтчек стал пиво и табак давать в кредит на неделю, до получки. Дома у него можно было и шнапсу выпить. Шнапс Тео Крафтчек тоже отпускал в кредит, и товарищи хвалили его. «Тео, ох уж этот Тео, он не так-то прост. Знает, как шахтерская глотка шнапсу требует».
Из его мелких спекуляций со временем возникла лавка. Там он продавал шнапс чуть дешевле, чем в трактирах, но при этом заботился, чтобы это пойло было не слишком крепким и поменьше вреда причиняло здоровью его товарищей. Он разбавлял крепкие напитки, но никогда не лил столько воды, чтобы можно было его уличить.
Было там несколько женщин, которые хотели поджечь дом Крафтчека. Капеллан вернул эти заблудшие души на путь истинный, ибо он принял в свое сердце столь ревностного прихожанина: не за то, что в лавке Крафтчека висела икона Богоматери, а за то, что время от времени Крафтчек приносил экономке капеллана водку, настоянную на перечной мяте. Это был своего рода оброк и пожертвования Тео Крафтчека на церковь.
В конце концов Крафтчек пристроил к своему домику конюшню, купил лошадь, бросил работу в шахте и стал разъезжать по всей стране. Он торговал колониальными товарами, краснокочанной капустой, копчеными селедками и сливовым повидлом. Не забывал он и о церкви — торговал иконками Богоматери, хранившимися в ящике под сиденьем в его повозке.
— Тебе обязательно сидеть на Божьей Матери и пердеть на нее? — спрашивали его.
— Нет, просто я должен согревать Мадонну, — отвечал Крафтчек, а он был умный человек.
Политикой Тео Крафтчек не интересовался. Он был католиком. И этого было достаточно. Он делал небольшие пожертвования на национал-социалистское «Народное благосостояние», Эн-бэ, чтобы сделать благо состоянию народа. Таким образом он поддерживал создание санитарных машин для будущих убитых и раненых. Если у него в лавке появлялись сборщики пожертвований, то он жертвовал и на «зимнюю помощь» и тем самым покупал для кого-то из будущих своих товарищей пистолеты калибра 08.
Таким образом, война приближалась, и солдат требовалось все больше и больше. Мелочная лавка более или менее уберегала его от нужды, но не могла уберечь от военной службы. Впервые в жизни хитрость не пригодилась Крафтчеку. О, если бы он мог остаться с товарищами в своем забое! Он был бы там незаменим!
Прихватив бутылочку мятной, он пришел просить совета у капеллана. Капеллан расхаживал взад и вперед по своему кабинету. Он даже поднял сутану и сунул руку в карман брюк. Сейчас он выглядел почти как нормальный человек. Капеллан вынужден был признаться, что да, разумеется, он на хорошем счету у Господа Бога, но не у крейс- и гаулейтеров национал-социалистов. После пятой рюмки мятной он нашел решение вопроса: служа отечеству, служишь и Господу, так что Тео Крафтчек только зря потратил бутылку мятной водки.