6
Станислаус борется с призраками, ищет сверхчеловека и превращается в птенца ястреба, у которого еще не выросли перья на ножках.
По коридору конюшни шел вахмистр Дуфте в высоких блестящих сапогах с сияющими шпорами. Может, он замечтался о воскресенье с небезызвестной Лилиан?
Али Иоганнсон чистил ноздри своей кобыле. Вытащив серую тряпку из лошадиного носа, он вытянулся в струнку и доложил:
— Рядовой кавалерии Али Иоганнсон!
— А что это ты жрешь во время службы? Открой пасть!
Али спокойно проглотил кусок и лишь после этого широко открыл рот. Его белые зубы сверкали — все тридцать зубов.
— Что ты проглотил?
— Ветчину, господин вахмистр.
Произнеся это, Али опять широко раскрыл рот, ведь команды закрыть рот не было.
— Откуда ветчина?
— Моя собственная, господин вахмистр.
— Закрыть рот! Откуда ветчина?
— Все порции стояли на столе, господин вахмистр, все до одной. А еще там стоял ящик, потому как он уж очень большой был, окорок этот. Даже на восемь человек и то многовато. Ну я и отрезал, что мне причитается. И съел, что мне причитается. — Али замолчал с широко открытыми глазами.
Вахмистр оставил его так стоять, а сам ушел, широко шагая и звеня шпорами. На виске у него вздулась жила. Он кликнул Маршнера. Маршнер, который за круг ливерной колбасы в неделю передоверял заботы о своей лошади другим, вскочил со своего сенного ложа. И как ульмский дог потрусил за вахмистром.
История с ветчиной заключалась в следующем: в коробке на столе комнаты номер восемнадцать была посылка Маршнеру из дома. Маршнер вынул оттуда все, кроме окорока. Ветчина предназначалась вахмистру Дуфте. Вахмистр принял окорок и увидел, что от него отрезан кусок. Не хватало примерно восьмой части лоснящейся ветчины из задней свиной ножки. Никто, кроме Али, не был так тверд в своей вере в отечество, дабы столь легкомысленно начать делить на всех этот свиной окорок.
— Ты покусился на вышестоящий окорок, так что я попросил бы! Наказание неминуемо! — торжествовал Маршнер.
Стояла ночь, подмигивая тысячами звездных глаз. Люди погрязли в своей суете. Ночь пребывала в одиночестве. Воздух в казарме был спертый и пронизанный всхрапываниями самого разного звучания. Вонниг во сне пел маздакидский хорал. С котелка упала крышка. Вонниг умолк. Во сне ему почудилось, что началась гроза и он испугался. Крафтчеку снились золотисто-желтые копченые селедки, которых он удил в черной шахтной воде в Верхней Силезии. Во сне он удивлялся, как он раньше до этого не додумался.
Постель Маршнера была пуста. Может, у него теперь такие добрые отношения с канцелярией, что ему уже дают увольнение на ночь? Дверь комнаты тихонько приоткрылась. Вошли четыре белых призрака. Трое из них мгновение помедлили у печки в середине комнаты, а потом подошли к четвертому призраку, который преклонил колени у койки Али Иоганнсона. Одеяло Али полетело на пол. Два белых призрака схватили Али. Запихали что-то ему в рот и поволокли долговязого, барахтающегося парня на стол. Белые одеяния призраков распахнулись, взметнулись мокрые, застывшие на холоде веревки. И засвистели в воздухе над телом Али. Али заскулил. Роллинг вскочил с кровати и толкнул Станислауса.
— Ты, часом, не сговорился с этими собаками?
У Станислауса были совсем не сонные, готовые к службе глаза, но он сделал вид, что зевает спросонья.
— Почем я знаю, кто там под этими простынями.
Роллинг бросил на него бешеный взгляд.
— Ты всегда выкрутишься! А ну бей их!
Али попытался как-то вытащить кляп изо рта. Призраки еще крепче схватили его. Веревки вновь со свистом опустились на его спину. Призраков прошиб пот. Треск, стук, грохот. Али высвободил одну руку и вытащил кляп изо рта.
— А-а-а-ах, ах так! — Это был уже не крик боли, а грозное рычание. В призраков полетела пепельница. Из угла, где был Роллинг. Один из призраков пошатнулся. Стальная каска упала на пол, никого не задев. Призраки испугались. Али вырвался. Началась неразбериха, толчки, удары. Один из призраков, разбив стекло, вылетел в казарменный двор. Али стоял полуголый, как германский бог, как король арийцев. Он метнул табуретку, и та развалилась, ударившись о шкаф. Али взял в каждую руку по табуретной ножке. И две деревянные ножки остались для Роллинга со Станислаусом. Станислаус неплохо бился за голодного Али.
Роллинг был не прав: они избили не вахмистра Дуфте, не другого какого унтер-офицера или ефрейтора. Его березовую кашу сожрали такие же рекруты из других комнат, наемные молотильщики. Маршнер, хозяин ветчины, с тяжелыми ушибами попал в санчасть. Это было уже кое-что. Еще у него были обнаружены порезы от осколков стекла, ибо это он вылетел через окно, которого никто не открывал.