Станислаус чувствовал себя философски зрелым, на многое способным и уже перестоявшимся, как пиво в бутылке. А может, в один прекрасный день он сам явит миру сверхчеловека.
7
Станислауса застигает война, он полагается на судьбу и узнает о чуде зачатия на расстоянии.
Еще два жарких дня проползли через казарму, как вдруг началась война.
— Да ты что, спятил!
— Ясное дело, война. — Вонниг ходил за кофе и по дороге услышал кое-что по радио, радио было в канцелярии.
Вейсблатт в подштанниках стоял возле железной печки. Он неподвижным взглядом смотрел в окно.
— Настало время великого Ничто.
Ефрейтор Маршнер ходил из комнаты в комнату, чтобы сообщить новость:
— Они нас вынудили воевать.
— Кто?
— Поляки, я попросил бы!
— Они что, тебе в каптерке мешали? Или твои посылки с окороками перехватывали?
Господин ефрейтор Маршнер счел ниже своего достоинства отвечать рядовому Роллингу.
В канцелярии работал скромный, весь трясущийся человек. Речь идет о вахмистре Дуфте. Он задумчиво разорвал лист бумаги, рапорт ефрейтора Маршнера, касающийся некоего рядового Роллинга: распространение невероятных слухов о начавшейся войне.
Куда девались шуточки и смешки вахмистра Дуфте? В обед он раздавал почту без всяких штучек, как любой почтальон в Фрайенвальде или во Франкфурте-на-Одере.
Рядовой кавалерии Бюднер опять получил письмо от мастера по музыкальным инструментам Пауля Пёшеля. Вахмистр Дуфте уже не обращал внимания на фамилию отправителя, и Станислаусу не пришлось выполнять упоры лежа и ползти по-пластунски за этим письмом. Дуфте был бледен, и щеки его дрожали.
Станислаус узнал из письма, что он скоро станет отцом. А вдруг получится что-то вроде того сверхчеловека, которого Станислаус воспитывал в себе по рецептам Фридриха Ницше? И пожалуйста, пусть Станислаус походатайствует об отпуске. Необходимо жениться по-настоящему, сообщал его коллега поэт Пауль Пондерабилус. Пауль Пондерабилус был счастлив своим ожиданием назначения на пост дедушки. Он даже воспел в стихах это свое состояние, но Станислаус даже не взглянул на дедовские стихи Пауля Пондерабилуса.
У Фридриха Ницше Станислаус не нашел никаких указаний, как вести себя в подобном случае. Видимо, этот Фридрих не делал детей, и никто, наверно, не пытался ему подкинуть ребенка. Станислаус был вынужден обратиться к Вейсблатту. Ницше умер, а Вейсблатт жив. Или Вейсблатт — это живой мертвец? Он давно погрузился в мудрое молчание и все вопросы и соблазны этого мира встречал тихой улыбкой.
— Это все война. Человечество идет, насколько я понимаю, гигантскими шагами идет навстречу своему предназначению, а предназначение это — Ничто. Заботиться о неродившихся детях — нет!
Казалось, кроме испуга война пробудила в людях и взаимное дружелюбие. Когда Станислаус шел по двору, чтобы купить в буфете почтовую марку, унтер-офицеры приветливо улыбались и кивали ему. Через двор шел Роллинг. Он думал о войне, пряча в карманы брюк сжатые кулаки. Из каптерки вышел ефрейтор Маршнер с одним из унтер-офицеров. Роллинг вытащил руки из карманов. И никто его не окликнул, никто не помешал ему идти дальше со сжатыми кулаками.
Настал вечер, а батальон все еще был в казармах. Его не призвали на войну. По комнатам ползли слухи:
— Мы резерв, неприкосновенный запас. Они все танками сделают. А кавалерия — это для парадов.
В комнатах казармы скрипели перья, шуршала бумага. Казалось, все до единого пишут заветы и завещания. Крафтчек передавал привет всем покупателям его мелочной лавки. «Если бы мы получили назад свои колонии, то с колониальными товарами в светлом будущем было бы гораздо лучше. Шоколад всегда идет хорошо, и на кофе с Божьей помощью можно неплохо заработать…»
Роллинг громадными буквами написал на почтовой бумаге: «Вы там, дома, держитесь. Делайте что можете. Мир еще не загнулся!»
Вонниг писал одному из братьев-маздакидов, спрашивая, не может ли тот позаботиться о его огороде. Пора уже высевать озимые сорта салата. Борющемуся народу нужны витамины. Все хорошо!
Вейсблатт писал длинное письмо своей матери. «Я вижу какую-то огромную дыру. Скачу туда. Это Ничто. Холод и тьма. Надо как-то свыкнуться с этой мыслью. Величие человека!»
Станислаус писал Паулю Пондерабилусу. Дело слишком далеко зашло. Он даже не поцеловал Лилиан. Когда они виделись, их разделяла колючая проволока. Так откуда же ребенок? Паулю Пондерабилусу лучше обратить свой взор на некоего могучего вахмистра Дуфте. Станислаус не хотел на чем-либо очень настаивать, но, вероятно, лучше было бы в этом направлении поискать отца внука Пауля Пондерабилуса — увы.