— Который час?
Он вздрогнул, как пугливый зайчонок. Хотел уже признаться, что у него нет часов, но тут ему вспомнились повадки барона Альфонса. Он вытащил подаренную ему к конфирмации часовую цепочку, прикрыв рукою до блеска отполированную железную гайку, глянул на ее нарезное отверстие и сказал:
— Около семи!
Девушка засмеялась. Веснушки, казалось, запрыгали у нее на носу.
— А может, и шесть, — сказал Станислаус. — Когда идешь вот так, забываешь заводить часы.
Девушка все смеялась и смеялась.
— Идешь вот так и играешь с гайкой.
Пойманный с поличным Станислаус напустил на себя важность, перещеголяв даже свой образец, барона Альфонса.
— Вы лежите здесь, вся в цветах, как само лето, и смеетесь как солнце собственной персоной.
От удовольствия девушка всплеснула руками:
— Боже ж мой!
Станислаус топтался в дорожной пыли:
— Я заткну вам рот нежным поцелуем!
Сказав это, он покраснел. Теперь можно выяснить, чего стоит вся его наука! Он произнес заученную наизусть фразу из книжки. Чего-то наука все же стоила: девушка покатилась со смеху, потом вскочила и бросилась бежать с криком:
— Догони, не пожалеешь!
Первая любовно-научная попытка Станислауса обещала стать довольно волнующей. Чемоданчик полетел в траву. Рюкзак плюхнулся наземь неподалеку. Станислаус поднял руки, словно охотился за бабочкой. Девушка бежала. Бежал и ее преследователь. Ее голые ноги перепрыгивали через ямы и копешки сена. Тяжелые башмаки подмастерья приминали цветы.
Когда в иссушенных в пекарне легких почти не осталось воздуха, Станислаус вдруг вспомнил о бароне Альфонсе. Никогда, ни при каких обстоятельствах этот опытнейший мужчина и любовник не стал бы до седьмого пота гоняться за одним поцелуем. Ему пришло на ум одно положение из «Искусства счастливой любви»: «Есть множество методов…» Так звучало то положение. «Желание и склонность, темперамент и финансовые возможности определяют метод. Если любовь хорошо подготовить, выигрываешь немало времени. Она сама наступит как дивная погода. Взойдет солнце любви, и ты будешь нежиться в его лучах». Почему бы ему не воспользоваться этим указанием? Он прекратил преследование, подтянул шнурки на ботинках, якобы скучая взглянул на бегущие облака и сделал вид, будто хочет вернуться к своим вещам. И глядь, любовь сама неслышно подкралась к нему. Хвала науке!
Он ощутил легкий удар в спину.
— Что это ты? Цену не снижаем!
Козья пастушка одернула платье, подошла к кустам и опустилась на землю. Станислаус понес свой поцелуй следом. Какое-то время они сидели, не глядя друг на друга. Этот нежный поцелуй воина, похоже, не очень-то волновал девушку. Станислаус вздохнул. Барон Альфонс и все добрые духи любви покинули его… Он вспомнил о Марлен. Девушка теребила травинку:
— Ну что, хочешь получить свою награду?
Станислаус кивнул.
— Не больно ты торопишься!
Он поспешил поцеловать ее, точь-в-точь как собачонка, которая норовит ухватить уже исчезающий хвостик колбасы. Ей стало его жалко, и она сама поцеловала его долгим, крепким поцелуем. О, разумеется, это был чудо-поцелуй, которому Станислаус благоговейно покорился. Поцелуй вкусный, как клубника! Они опять сидели молча, порознь. Девушка что-то напевала. Луг кружился вокруг Станислауса. Она взяла его руку и положила на свою прогретую солнцем ногу повыше колена. Она как бы признала его.
— Вот тут можно, а дальше — ни-ни!
Станислаус послушался. Рука его была робкой и нежной, как голубь перед новой голубятней. Он опять поцеловал девушку. Его ученость доставила девушке удовольствие.
— А если бы твоя рука не лежала там, где лежит?
— Что тогда?
— А ты попробуй!
— Да ты ж меня укусишь!
— А ты обо мне не думай.
Он попробовал, и за это она прикрыла его краешком неба.
Поздним вечером, весь трепеща, Станислаус ступил на мостовую города. Смотрите, люди, вот идет Станислаус! Великий покоритель страны любви. Один его взгляд — и девушки дрожат, как летние цветы на ветру. Он не заметил убожества гостиницы «На родине».
— Ты самый полоумный парень из всех, кого я тут перевидал, — сказал ему хозяин гостиницы. Он обнаружил Станислауса спящим на скамейке в палисаднике. — У тебя вши, что ли, водятся? Платить так и так придется.
Станислаус стряхнул с одежды бисер росы, умылся и отдал свою тарелку супа бородатому бродяге.
Счастье незаметное, как птица иволга, летело впереди него. Уже в третьей по счету булочной он получил работу.