Я молчала. Язык не поворачивался. Он объявил боссу бойкот.
— Уволю! — пригрозил мне Разумовский, и я моментально рявкнула:
— Влад!
— Ай! — генеральный подпрыгнул и затряс головой. — Да что ж так громко-то! Потише нельзя?
— Влад, — прошептала я, и он поморщился.
— Нет, не так. Нежнее.
— Вла-а-ад, — протянула я, и Разумовский кивнул.
— Уже лучше. Ещё раз.
— Вла-а-ад…
Он расплылся в улыбке.
— Ещё нежнее.
Куда нежнее-то? Ну ладно, попробую.
— Вла-а-ад, — с придыханием сказала я, и босс вдруг перестал улыбаться. Посмотрел на меня… ой-ой, горячо посмотрел, даже слишком горячо. Как на вкусный шашлык, который съесть хочется.
Поэтому я рявкнула погромче:
— Владлен Михайлович!
Генеральный тут же скривился, как будто я его не Владленом Михайловичем назвала, а Лимоном Лаймовичем.
— Не ори ты так…
— Да вы что-то… отвлеклись.
— Скорее, увлекся, — пробормотал он, махнув рукой мне на дверь. — Иди, Олеся. Работай.
И я послушно утопала работать. И только сев за свою секретарскую стойку, сообразила, что Разумовский целых два раза назвал меня на «ты».
На него это было совсем не похоже… Он никого из сотрудников не называл на «ты», и уж тем более своих секретарш. Субординация, чтоб её.
Ой-ой… Не уволит ли?
Наверное, вечером в тот день я была слишком грустной, и мама, конечно, заметила. Трудно не заметить — я ведь всё время улыбаюсь, и вдруг — тоска в глазах.
— Что случилось, Лесь? — спросила мама, усаживаясь рядом на стул. Мне совсем не хотелось её тревожить. Очередная терапия наконец начала ей помогать, рак вроде бы отступал, но это пока… Понервничает — опять станет хуже.
— Да так, ерунда, мам. Просто на работе проблемы.
— Влюбилась? — протянула она понимающе.
Эх, мама-мама. Всё ты у меня замечаешь.
— Нет, мамуль, — соврала я, улыбаясь. — Не в кого там.
— А начальник твой? Ты говорила, красивый.
— Красивый, — я кивнула. — Но разве же дело в этом? Огонь, мерцающий в сосуде… Сама ведь помнишь.
— А нет огня?
— Нет, — вновь соврала я. Только бы она не переживала. Улыбнулась и обняла её.
Разумовский наверняка скоро исчезнет из моей жизни. Уволит, да и всё. А вот мама с папой… Я очень хотела, чтобы они жили — и всё-всё делала ради этого. Наверное, поэтому я уже давно не жила сама.
Да и что вообще думать о нём? Никто и никогда не относился ко мне серьёзно. Даже тот единственный парень, с которым у меня не дошло дальше поцелуев. Меня считают милой и забавной, но любить…
Любят других. Вот таких, как мой босс. И я вполне предсказуемо в него влюбилась. Знаю — глупо. Но он всё равно об этом не узнает.
Я не скажу.
С Разумовским я, конечно, даже не ждала спокойной жизни. Её у меня и не было. Каждый день случалось что-нибудь, достойное войти в анналы истории нашей компании.
На следующий день, когда я пришла утром на работу, босс уже был у себя. Я покосилась на часы — восемь утра. Маньяк. Хоть бы не заявил, что мне надо в семь приходить, с него станется…
А потом из кабинета стали доноситься дикие крики. Кричал, конечно, Разумовский. Кто бы посмел на него орать? Дураков нет. Так что кричал, разумеется, мой босс. А из-за того, что дверь была приоткрыта, я слышала его вопли особенно чётко. В суть не вникала. Орал Разумовский редко, но когда орал, то за дело, и так, что стены тряслись и штукатурка сыпалась.
Продолжалось это минут пятнадцать, а потом из кабинета босса выскочил начальник отдела продаж, красный, как флаг Советского союза, и промчался мимо меня на бешеной скорости. Даже ветер поднял, и меня обдуло ароматом дорогого парфюма.
Чтоб тебя приподняло и треснуло. Довёл Разумовского и убежал. А мне теперь как работать? Может, ему валерьянки в кофе подлить…
И тут из кабинета раздался вопль:
— Олеся!!!
Ну всё, моя очередь. Как говорится, в моей смерти прошу винить Владлена Р…
Я встала, поправила блузку, прокашлялась, высморкалась, посмотрелась в монитор. Ничего вроде, вполне себе эстетичный вид. Может, пронесёт?..
Разумовский сидел за своим столом и пялился на какой-то график. Когда я вошла, он обернулся, мрачно оглядел меня с ног до головы и сказал:
— Опаздываешь.
Я рискнула пискнуть:
— Я пришла в восемь… Сейчас восемь пятнадцать.
Босс нахмурился, поглядел на наручные часы.
— А, ну да. Это я раньше пришёл из-за того идиота, который только что выбежал. Он в командировке был, накосячил… — Разумовский тяжко вздохнул, и мне даже стало его жаль. Немножко. Совсем чуть-чуть.