— Ложе, — пробормотал Самарг, — принесите из зала в храме ложе!
Душа Решмы парила в сфере Перевоплощения — отягощённая мучительной смертью, уставшая, раздражённая. ” — Должно быть, Став непременно явится сюда и снова начнёт уговаривать меня отдать часть своей души этому миру, — размышляла она. — Только мне трудно понять, на самом ли деле он хочет быть со мной вечно или он просто жаждет укрепить этот мир за счёт части и моей души? Это вполне может быть так. Если он способен только на добро и в силах удерживать себя от зла, должно быть, он фанатик этого мира и печётся лишь о его благе, а не о любви ко мне. Да, он говорил слова любви, но почему я должна верить? Ведь это всего лишь слова. Но как он отнесётся ко мне, если я, став божеством света, не смогу удержаться в этом состоянии? Ведь во мне всего поровну. Было время, когда я была очень добра и милосердна. И было время немыслимой жестокости, неприемлемой для здорового рассудка. Я должна быть всякой, я не могу быть только доброй или только злой. А ты не примешь этого, Став. Как ты поступишь, когда я совершу ошибку? Разлюбишь, оттолкнёшь, если в тебе любовь есть, конечно? Но ведь я этого не переживу. После того, как Лир оставил меня, я больше не смогу верить ни одному мужчине, а значит, и любить.
И я не отомстила Свири. И уже не отомщу — не чувствую сил. Он так надёжно замучил меня, что я, пожалуй, просто не посмею выступить против него. Ты победил, демон, отец! Победил в том, что оградил себя от моего мщения.
И ещё в том, что лишил меня моих жизненных сил. А это значит, что я не смогу жить вечно, как божество, и бороться на стезе добра. И не сумею вечно жить в цепи воплощений, ибо в этом тоже нет добра — неволя, иначе не назовёшь.
Ты проиграл в другом, демон огня. Ты, верно, ждёшь меня? Ты ожидаешь, что я вновь пройду рождение в человеческой плоти, такой уязвимой, слабой, что её снова и снова можно предавать физическим страданиям? И ты снова отомстишь мне за то, что я не стала твоей, совершенно твоей? Да не будет этого!
Лир, мой возлюбленный Лир! Ты единственный, кто не ждёт меня, но именно к тебе я отправлюсь, пройду границы мира Великой Тыквы и брошу все силы на то, чтобы растревожить твой сон! И как я могла подумать, что жизнь без тебя может быть не нелепой суетой, пустотой, бессмыслицей, хоть борись за неё, хоть не борись? Ты занял навсегда моё сердце — значит, ты не можешь не быть моим. И будет так, как решила я — ты проснёшься и мы отправимся в новые вечные странствия на поиски тех миров, что подходят нам!»
Она засмеялась.
Когда Став оказался в сфере Перевоплощения, душа Решмы уже находилась за гранью мира Великой Тыквы.
И молодой бог, чей жизненный путь в мире Великой Тыквы был ещё так короток, впервые ощутил тяжёлую боль, которая называется утратой…
А затем всемогущее время начало лечить и его вместе с хлопотами, которые доставляли жители материка Гобо и те, кто вторглись в него.
Кулькийцы, получившие от местных жителей прозвище «сизолицые», продвигались на восток, но не так стремительно, как им хотелось бы. Жители Гобо, мирные, ненавидевшие войны, научились давать отпор врагу. Они приобретали оружие не у кого-нибудь, а у самих кулькийцев, которые, как считалось, хоть и являлись поголовно патриотами своей империи, но кое у кого жажда наживы всё же превосходила это возвышенное чувство и они тайно сбывали оружие гобойским ополченцам — калики и пулемёты, а также медикаменты и провиант. А кое-кто из князей Гобо, в свою очередь, проявлял патриотизм и не жалел запасов драгоценных камней из своих сокровищниц ради приобретения оружия, которое могло спасти его жизнь и жизнь его семьи, его имущество, положение, власть и старые добрые порядки, к которым все так привыкли за века.
Гобо, хоть и изобиловавший полями и плантациями, всё же не был обделён и лесами ни в одном из своих краёв и это было на руку местным жителям, уходившим в партизаны целыми семьями и партизаны оказались главным злом для кулькийцев.
Но тех, кто смирился с вторжением врага и его порядками на западном побережье Гобо оказалось всё же больше. Крестьяне не желали покидать свою землю, горожане — города и они приняли новые порядки. Однако, кулькийцам оказалось мало от этого проку.
Кулькийские генералы конфисковали земли, принадлежавшие прежде князьям, разжаловав князей в простолюдины и начали проведение земельных реформ. Земля была объявлена собственностью общества и крестьяне, которые прежде были просто крестьянами, теперь превратились в касту земледельцев. Для крестьян мало что изменилось, они просто были обязаны так же, как и прежде, работать на земле и отдавать часть урожая кому-нибудь и пользоваться тем, что осталось. Разве что уменьшилась ответственность за собственную судьбу. Прежде, если крестьянин не мог справиться со своей землёй, вырастить достаточно её плодов, чтобы уплатить оброк и прокормить свою семью, мог просто быть согнанным землевладельцем с земли и на его участок могли взять на того, кто справился с крестьянским делом лучше. Теперь же можно было отлынивать от работы, сдавая на продуктовые склады плодов земли и деревьев сколько придётся, получать пайки и ни о чём не заботится. Крестьяне сильно разленились и кулькийцы никак не могли осуществить свою мечту, чтобы иметь плодов земли Гобо столько, чтобы можно было это всё в изобилии везти в Кульку. При том, что крестьяне теперь могли работать спустя рукава, они все же ненавидели новые порядки и, на словах льстя оккупантам и восхваляя, в тайне вредили, чем могли.
В городах западного Гобо кулькийцы затеяли строительство заводов и фабрик, но и здесь дело не продвигалось так быстро, как планировалось. Многие горожане, озлобленные из-за конфискованной частной собственности — больших домов, лавок, мастерских вредили оккупантам, как могли, при этом на словах стараясь выразить дружелюбие и покорность.
Кулькийцы стремились пополнить свою армию солдатами из населения Гобо, набирая в военные интернаты детей, оставшихся без родителей. Но гобойские дети более старшего возраста, знавшие уже другой образ жизни, не проявляли должного воинского рвения и больше мечтали не о боях, сражениях и воинской доблести и славе, а рассуждали о кастовых льготах, причитающихся тем, кто сделал военную карьеру. В казармах будущих солдат, где, как считалось, воспитываются воины-герои, на самом деле плелись интриги, забота о собственной шкуре, процветало благоискательство и страх перед будущими боями, куда их, возможно, отправят по окончании обучения.
Лахи также не собирались покорно умирать от пуль каликов солдат из отрядов Чистящих. Правда, лахи были не лучшими воинами и предпочитали спасаться прячась, убегая или убивая исподтишка, но это у них получалось отлично. Так погиб Патрик, недолго пережив жену свою Решму, он был зарезан в собственном доме одним из лахи, когда был пьян.
Его старшая дочь Рика и старший сын Асамин стали солдатами в шестнадцатилетнем возрасте, но воинами оказались не лучшими, да и не настолько проворными и хитрыми, чтобы избежать участия в боях и при этом сделать военную карьеру. Их мобилизовали в армию кулькийцев, наступавшую на восток и брат с сестрой погибли у реки Памры, бравшей начало в горах Уш.
Второй дочери Решмы Ниаме и сыну Пэю повезло больше: когда они достигли шестнадцати лет, возраста, который кулькийцы считали достаточным для участия в военных действиях, завоевательное движение кулькийцев на восток было приостановлено где-то не доходя до горного хребта Уш, разделяющего материк. Империя Кулька, вложившая столько средств в завоевание Гобо, не получала отдачи, горы вожделенных драгоценных камней из этой земли не плыли к ней на кораблях, как и грузы продуктового изобилия. Князья, правившие большими городами владели сокровищами и не желали отдать их завоевателям ни за что. Драгоценные камни прятали, как могли, в тайниках, зарывали в джунглях и северных лесах, даже топили в океане, реках и болотах, лишь бы они не перешли к врагу. И поэтому казна Кульки основательно опустела и с завоеванием материка Гобо полностью пришлось повременить, причём, на долгий срок. Правда, армия кулькийцев в Гобо не была расформирована, для неё только уменьшилось содержание, офицеры перебивались скудным жалованьем, служа теперь не ради прибыли, а ради идеи. И ещё бывшие воспитанники военных интернатов не покидали военной службы, желая остаться членами этой касты, чтобы не оказаться в какой-нибудь худшей. Ниама и Пэй получили должности офицеров и были отправлены на службу на границы завоёванной территории, где и обзавелись супругами также из касты военных, а после — детьми.