Маска упала к доскам и обломкам. Её фарфоровое тело прорезали трещины. Туда же пошло ненужное тяжёлое платье: из него вышла приличная подстилка. Тянуть раненого вверх очень сложно для хрупкой девушки, к тому же её собственная рана изрядно болела. Но графиня выстояла и дотащила Леонара до палубы, где уложила его сначала просто на доски. Осмотрела страшные ранения при свете дня и печально всхлипнула. Раздела, обмыла раны морской водой, затем уложила на своё платье.
«Не страшно. Главное, он жив!»
Сжечь перья без огня не вышло, потому Химемия их просто разжевала. Вздрагивала каждый раз, когда острие кололо нёбо и щеки. Сделала компресс на раны лорда, сняла с себя ненужные теперь бинты и обмотала ему очи.
Большего для него она сделать не могла.
Ей предстояло многое. Нужно было подумать о пище и воде. Допустим, пищу добыть не стоило труда. Кусок металла, проволока и размозжённая ядром крыса в качестве приманки, а дерева вокруг хватает – удочка готова. Есть рыбу сырой не слишком вкусно, но выбор не велик. Сложнее оказалось найти воды.
Облазив весь корабль, изучив все ящики и бочки, Химемия мысленно вскричала «спасибо, Боже!»: в одной из бочек плескалась не морская, немного зеленая-живая, но пресная вода – питьевая. По правилам её следовало кипятить, но огня добыть было решительно не откуда. Пришлось по-простому кидать в неё всё найденное серебро (нашла в одном из ящиков) и немного перьев. Поить очищенной таким образом водой больного и слушать его горячий бред. Продолжать без жалости сбивать жар влажными тряпками, компрессами и криками к богам!
Леонар то звал Онёр, то обещал её простить, то бесновался и зло кричал. Химемию он тоже поминал, как заботливого друга. Звал отца и мать, и обещал им всё рассказать о причинах свалившихся горестей. Иногда говорил с Тённером о его женщинах и пытался покупать обивку. Он даже порывался встать и заполнить какие-то бумаги для завода.
Графиня едва с ним справлялась. Сын виконта не мог сам есть, и она разжевывала для него пойманную рыбу, поила тем же способом. Краснела каждый раз и убеждала себя, что не целует. Носила воду, обтирала и ждала победы над болезнью.
О своих ранениях девушка не думала, на ней всё заживало быстро. Через неделю она забыла о боли и мечтала о родных просторах вокруг, но не могла уйти далеко от Леонара, который всё никак не шёл на поправку. Раны перестали пугать, но ещё бугрились шрамы на лице, и их следовало продолжать лечить. Химемия без устали делала компрессы, ухаживала, как привыкла ухаживать за больным отцом, считала дни, недели, пока однажды юный лорд не пришёл в себя…
Темнота. Обволакивающая, живая и вечная. Темнота поглотила свет, тени и саму себя. Обратилась в пугающее ничто. Леонар Сей Фаилхаит успел познакомиться с ней, когда его и Химемию везли в бочке. Тогда он точно также мог нащупать вокруг себя крохотный мирок деревянного узилища, услышать приглушенный звук извне, но не мог увидеть ни кто их издавал, ни саму темницу. Ничто взирало на него из-под открытых век.
Закрыв глаза, мужчина понял правду: что открыты очи, что нет, тёмное ничто не уходит. Оно угнездилось в голове и перекрыло вид своим массивным телом.
Может, ещё ночь? Или он всё ещё в той бочке? Нет. С тех пор прошло немало времени. Леонар это понимал, как и правду о предательстве любимой женщины. Но дальше воспоминания тонули в глухой дымке забытья. Юный лорд пришёл в себя и начал осознавать, как тяжко его нынешнее положение.
Прислушался.
Он слышал море: шум набегающей волны, плеск разбивающейся о корабль воды, гул ветра, качающего обрывки такелажа. Их скрип, подобный песне на ржавых струнах, порождал в душе тревогу. Запахи, знакомые всем морякам, наполняли лёгкие и постоянно напоминали о невесте. Юный лорд ничего не помнил после получения страшных ран, не знал, успела ли сбежать Химемия из подвала, и не мог понять, что с ним случилось. Почему тьма не желает отступать, ведь он проснулся.
Ответ решил получить немедля и потянулся рукой к глазам. Руку сразу перехватили изящные девичьи пальцы. Он их не узнал. Тонкие, мягкие и гладкие, с острыми ноготками, они не могли принадлежать ни его матери, ни Онёр. Желая поскорее понять, кто перед ним, Леонар стал подбираться руками к лицу неизвестной девы, но дева не позволила коснуться себя. Она остановила мужскую руку и погладила её, желая успокоить.
Дёрнув свою руку, лорд освободился из жалеющих пальцев и ощупал плотные повязки на своих глазах. Хотел было подцепить и скинуть, но неизвестная девица не позволила. Руки отвела, уложила обратно на самодельную кровать и поднесла к его губам чашку с водой. Леонар с жадностью выпил её всю, осознав, как мучим жаждой.