«Красавица», — подумал сын виконта и этой мыслью сам себе подписал приговор.
Излишне молодой, ещё не созревший, он сделал шаг во взрослый мир: нырнул в страсть с головой. Его неловкие подарки, взгляды и учтивые поступки быстро нашли отклик у служанки. Онёр не пожелала вдаваться в разговоры, вести учтивые беседы, глубже изучить свою больную душу. Она просто позволила собою овладеть и подарила им обоим первый опыт. И дальше, каждый раз, переводила любые темы на постель. И всегда приходила с бутылкой вина.
Леонару почудилось: он вновь ощущает дурманящую смесь цветочных ароматов. А рядом с ним сидит его первая любовь, Онёр. Те чувства, как и та весна, были одинаково дурны. Пыльца эмоций, как сахар, скрипела на зубах, и порой, казалось, пыталась удушить сладостью послевкусия встреч.
Болезненные воспоминания опали засохшими лепестками грёз. Как и первые цветы, любовь увяла. На месте потерянного чувства образовалась завязь боли.
Наконец юный лорд сказал:
— Когда я впервые её увидел, я влюбился. Наверное, по глупости, как же ещё. Совсем зелёный, не имеющий знаний о женской подлости, я попался в сети, — Леонар поджал губы от обиды. — Она сыграла превосходно роль скромной девы в фартуке, которую соблазняет грозный лорд. Я сам был виноват, что так попался. Молодой и глупый, выпил свой первый кубок страсти и утонул в её порывах, которые не научился остужать в себе. Онёр была обворожительно прекрасна и, очарованный, я танцевал в ритме её желаний, о которых узнал недавно. Но это всё пустое, Химемия. Вы знаете, я понял, что не любил её как человека – я любил свои ощущения с ней, но всё же не могу возненавидеть. Моя семья стала причиной её горя, и если бы она могла простить меня за это, я бы простил ей всё. Да, мы больше не смогли бы оставаться вместе, но я хотя бы не ощущал тяжелый груз на плечах. Но – не судьба. Потому я отпускаю свои чувства и могу сказать одно: я не люблю её, — он долго молчал, ожидая ответа. Не дождался, спросил: — Я навсегда ослеп, графиня? Вы сказали «временно» мне в утешенье?
В этот раз ответ Химемия писала уверенной рукой:
— Не волнуйтесь, Леонар, вы идёте на поправку. Я позабочусь о вас.
Сеа Хичтон не лгала: она заботилась со всем пиететом будущей жены, но требовала непреклонного повиновения в вопросах передвижения. За время беспамятства лорда девушка успела сохранившийся камбуз превратить в жилую комнату, куда и отвела жениха. Она просила его не покидать стен комнаты без неё.
— К чему такие ограничения, леди?
— Вы не видите, насколько плох корабль. Боюсь, передвижение в одиночку может стоить вам жизни. Поскользнётесь, упадёте за борт. Но даже до борта ещё нужно дойти, а лестница едва держится…
— Я понял вас, Химемия. Но, может, мы пройдёмся с вами вдвоём по кораблю, и вы покажете мне всё… вернее, дадите ощупать поломанные вещи?
— Вы мне не верите?
— Отнюдь. Но я не вижу иных здесь развлечений, а, раз не вижу – так хотя бы ощутить руками.
Графиня провела лорда по всему кораблю, дала ощупать каждый борт и сломанную доску, обрушенную лестницу, обрывки парусов, доказывая, что они в море и корабль им не покинуть.
И пусть бы так, Леонар смирился с положением, но вскоре начал замечать, что Химемия подолгу где-то пропадала. Он полагал, что она на палубе ждёт встречных кораблей. Однако спустя долгие часы графиня вновь являлась и приносила с собою вещи, которых в море не могло быть: овощи и фрукты, одежду и посуду. Ставший каютой камбуз приобретал жилой вид.
Леонар хотел спросить и не раз открывал рот, но сдерживался, не желая слышать ложь. Он не догадывался о причинах, которые побудят девушку солгать, но был уверен: она солжет. Верил, что настанет время, и правда себя раскроет. И Химемия будет с ним честна. Тогда, лишь тогда между ними рухнет последняя стена.
Ну а пока он подождёт, и доверится её заботливым рукам без лишних на то вопросов.
Тень крыльев скользнула по холмам. Словно чудовищная пасть, её проглотила щель между скалами и выплюнула с правого края, где росла высокая сосна. Птица взмахнула раз, другой крылами и села на макушку высокого древа. Тёмные глаза всматривались в излучину реки, где на берегу рос позеленевший ото мха дом. Казалось, дом был нежилой, и лишь дым из крыши дробил иллюзию безлюдья. Но не сам дом привлек внимание птицы, а свёртки, висящие с окон, и плетёные корзины у крыльца, полные овощей.
Живущая в доме пожилая пара успела испугаться громких хлопков и выбежать во двор, но таинственного вора не застали.
— Вы сегодня долго, — услышал Леонар шаги. Ему передали моток шерстяного одеяла. — Так и не скажете, куда ходили? Неужели в море рыбачили крюком, или договаривались с богами ветра? Жгли древесину – давали сигнал проплывающим судам?