Истинная сущность. По правде говоря, я так и не поверила в это его утверждение.
Картэф сидел на подоконнике, у открытого в предрассветные сумерки окна. Его белые волосы казались серыми в таком освещении, а красные глаза — потухшими. Только темный цвет кожи неожиданно приобрел дополнительную глубину, притягивая взгляд. С тех пор, как мы перешли Границу, он делал так постоянно. Кажется, он так и не поверил, что здесь не так опасно, как на поверхности в Черных землях.
Но за окном был не мертвый лес его родины, а молодая дубрава, зеленеющая и пышущая жизнью. В такое время она была наполнена тишиной и покоем. Птицы и зверье еще (или уже) спали, и даже ветер, казалось, задремал на деревянной крыше сторожки, ставшей для нас с Миралесом временным пристанищем. От открытого окна тянуло рассветной прохладой, но близость камина сводила ее на нет.
Я шевельнулась, ложась немного иначе, чтобы было удобнее его рассматривать. Он едва заметно шевельнул заостренным, как и у меня, ухом на звук, но взгляда от леса за окном не отвел. Сейчас я смотрела на него, не скрываясь, не боясь. Но двадцать лет назад… Все было иначе.
— Тхэ?
От взгляда красных глаз сделалось страшно, я опустила голову, спрятав лицо за ладонями. Неизвестность страшила почти так же, как его взгляд. Что он сделает со мной? Такой сильный… Его сила навевала ужас, он был будто объят ее темной аурой.
Картэф. Даже не знаю, что было бы ужасней, найди меня настоящий монстр или вот он. Об этих существах в моем королевстве ходили жуткие легенды. Они жестокие, беспринципные, сильные и быстрые. Они никогда не переходили Границу, но если наши воины, погнавшись за какой-либо тварью, оказывались на их территории и задерживались, то часто бывали либо убиты, либо утащены в их подземные города. Для чего? Тут мнения разделялись, но варианты всегда были один хуже другого. Поэтому я и дрожала от ужаса.
Но пока что он только связал меня, когда забрал с берега реки, и насильно накормил какой-то пресной гадостью. Дал какую-то странную меховую шкуру, чтобы я укрылась и согрелась, и развязал руки. Впрочем, одну тут же привязал на длинную веревку к кольцу в стене. От узлов саднило запястье, но эта боль была столь незначительна, что не стоила и толики моего внимания. Ведь ослабленно свисая с его плеча, пока он тащил меня непонятно куда, я снова осознала, что шанса на спасение нет. Бороться за жизнь было очень глупо. Если бы он подумал, что я слишком слаба для того, чтобы тащить меня в свои пещеры, то убил бы быстро.
— Ты должна поспать.
Он говорил, не оглядываясь и не шевелясь вообще. Только вдохнул поглубже перед речью. Я лишь улыбнулась уголками губ и попросила спеть мне колыбельную. Он снова дернул ухом, в этот раз раздраженно, и все же оглянулся на меня:
— Лэдо.
— Лэдо, — раздраженно буркнул картэф, бросил в меня еще одну шкуру и погасил свет.
Я испуганно вжалась в угол. Что это значит? Замерла, прислушиваясь к каждому звуку. Из темноты донеслось недовольное, неразборчивое бормотание, после чего в отгороженной тяжелыми шторами части его дома, состоящего из одной, большой, но разделенной на условные «зоны» комнаты, раздался едва слышный шелест ткани и меха. И настала тишина, разрываемая только учащенным стуком моего сердца, да испуганным дыханием.
— Лэдо, — еще раз едва ли не с шипением разнеслось по комнате, и больше он не издал ни звука.
Не знаю, сколько времени у меня ушло на то, чтобы успокоиться, но в какой-то момент усталость, нервное напряжение и боль взяли свое и я просто отключилась.
— Моара, — двадцать лет спустя я говорила на его языке, когда-то так меня пугавшем, едва ли не лучше, чем на родном.
И даже могла воспротивиться его словам. Ведь время меняет если не все, то очень многое. Со временем можно привыкнуть фактически ко всему. Принять, осознать, выбрать новый путь.
— Твоя глупость никогда не станет для меня привычной.
Он спрыгнул с подоконника и подошел ближе, глядя сверху вниз. Сейчас в его красных глазах плясало пламя камина, создавая образ еще большей опасности, чем он излучал обычно.
— Спой мне, — едва заметно улыбаясь, попросила я и протянула к нему руку.
Он перехватил ее, скользнул по внутренней стороне пальцами, от запястья до линии колец, после чего переплел наши пальцы, прижимаясь к моей ладони своей. А потом плавным движением улегся рядом, притянул меня к себе, устроив свой подбородок у меня на макушке: