Выбрать главу

— Лэдо. Спи.

Не знаю, с чего он решил продублировать свою команду на обоих языках, но уткнувшись ему лбом в грудь, я понимала, что была бы не против так и провести остаток жизни. В объятьях моего персонального чудовища, хранящего меня ото всех бед обоих миров.

Сейчас… Миралес единственный, кому я полностью, абсолютно и непоколебимо доверяю. Единственный, в ком я уверена больше, чем в себе самой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 3

Смотреть на драпированные шелком стены и украшенные золоченой лепниной ниши сейчас было противно. Двадцать лет среди картэфов изменили многое, превратив изнеженную принцессу, радовавшуюся новому платью, в женщину, для которой надежный клинок важнее, чем любимая заколка. Я, переодетая в черную, удобно облегающую тело одежду картэфских лазутчиков, шагала по коридорам резиденции одного из нынешних Высших Домов, и невольно вспоминала, как была здесь в прошлый раз.

Ясный, солнечный день. Богатый прием, улыбающиеся слуги и низко склонившиеся хозяева.

Мы с отцом знали, что этот Дом служит нам просто потому, что на отцовской голове корона. Но глядя в глаза, мы называли друг друга друзьями. Таковы правила, таков этикет. У нас не было доказательств, что этот Дом может предать. Но увидев его в числе заговорщиков, я не была удивлена.

А здесь все стало еще богаче. Тирамские вазы, наполненные редкими видами цветов, завезенных из южных земель и выращиваемых в специальных застекленных садах. Ковры лучших северных мастеров. Мебель из такширской сосны… везде. Даже мой отец не мог себе этого позволить. Но нынче все по-другому. Сложно представить, что тогда творится в королевском дворце.

Удобные сапоги делали шаги почти неслышными, а высокий ворс ковра сглаживал оставшийся шорох. По правде говоря, даже уже пробравшись внутрь, я все еще не решила, как именно хочу убить хозяина этого дома. Прервать ли его жизнь во сне, тихо и незаметно до самого утра, или же наделать шума, гоняя его по дому. Если бы Миралес знал, что я все еще не выбрала способ убийства, он бы ни за что не отпустил меня в резиденцию.

 

— Ты всегда должна знать, что именно будешь делать. Но быть готовой поступать иначе.

 

Его голос в моей голове прозвучал так четко, словно бы его губы были у самого моего уха. Он всегда так говорил. Что всегда должен быть план. Иначе в последний момент ты засомневаешься, куда именно бить, и твоя рука может дрогнуть. А дрогнувшая рука — верная смерть.

 

— Не медли. Не сомневайся. Не раздумывай о последствиях. У тебя должна быть четкая цель, и ты должна идти к ней любыми путями. Так, как это было той ночью.

— Той ночью мне нечего было терять. Единственное, чего я хотела — выжить.

— Ты должна осознать, что тебе всегда больше нечего терять, кроме как свою жизнь. Потому что твоя жизнь — это единственное, что у тебя есть. Все остальное ты можешь терять и возвращать много раз. Только жизнь теряется единожды. И ради ее сохранения ты должна быть готова на все.

 

Эти разговоры… я долго не могла понять, зачем они. У меня было пусто внутри, но я все еще помнила, что есть вещи поважнее собственной жизни. Вещи, за которые не грех умереть. Но Миралес знал. Не знаю, как он смог понять это, скручивая и связывая найденную на черных камнях оборванку, но он знал, что в критической ситуации я буду выгрызать свою жизнь зубами. Он знал, что на самом деле все, что я ему говорила — было лишь словами. Речами, которые я привыкла говорить, речами, которые от меня ожидали. Поэтому он меня не убил тогда. Не отдал к остальным пленникам, не сделал своей игрушкой. Притащив меня домой, он защищал меня от других и сделал своей ученицей. Только когда я в достаточной мере изучила картэфский язык, я поняла, что на все упреки со стороны сородичей он всегда говорил одно и то же. «Таиэра диарда истхар». Это значило «она одна из нас», или же, в более четком переводе «она нашей крови». Картэфы не скрывали своего отношения к этому заявлению. И со временем я их поняла. Дрожащая, светлокожая, боящаяся поднять на них взгляд, я и вправду не могла быть одной из них. Я могла расплакаться, когда видела окровавленных воинов, возвращающихся с поверхности. В такие моменты Миралес прижимал меня к своей груди, и закрывал сверху своим излюбленным перьевым плащом, чтобы я не могла видеть. Он знал, что таким образом оставляет меня один на один с моими собственными кошмарами, но все равно, раз за разом делал это, заставляя бороться с самой собой.