Я почти уверена, что он пожал плечами. Вдруг захотелось оглянуться, увидеть выражение его лица в льющемся в щель между шторами лунном свете. Но я продолжала смотреть на лежащего на кровати арлея, хоть один его вид причинял мне мучительную боль. Именно это все больше пробуждало мой гнев. Все крепче сжимая рукоять кинжала у пояса, я медленно потянула его вверх, освобождая лезвие из ножен.
За закрывающим нишу с винами гобеленом я оказалась в долю мгновения. Миралес прижал меня к своей груди, закрыв сверху своим перьевым плащом, словно я излучала какой-то свет, который нужно было скрыть.
Едва слышно скрипнула дверь, в комнате за скрывающей нас тканью стало светлее.
— Дорогой? Дорогой, ты спишь?
От сладости ее голоса у меня заболели зубы. Столько медовой лжи, что я ее буквально ощутила кожей. Вдруг стало очень интересно, знаю ли я вошедшую, но картэф лишь сильнее прижал меня к себе, не позволяя отстраниться. Словно бы боялся, что я выскочу из укрытия и… что? Ничего не смогу сделать? Не смогу убить так некстати возжелавшую ласки женщину?
— Мне же завтра рано вставать, — сонно откликнулся хозяин дома.
И я замерла. Сердце вдруг застучало быстрее, а челюсти сжались до зубовного скрипа. От одного звука его голоса мне стало плевать на дополнительных жертв.
Женщина игриво засмеялась, ее смех довольно органично слился с недовольным бормотанием разбуженного арлея.
— Мы можем прийти в другой раз, — едва слышно прошептал Миралес мне в ухо, продолжая удерживать на месте.
— Нет, — сквозь зубы прошипела я.
— Тайрэ, — мягко посоветовал он, и я виском ощутила, как его губы растягиваются в улыбку.
— Я не могу успокоиться, — крепче прижимаясь лбом к его груди, честно попыталась убрать из шепота шипение. — Он должен умереть до рассвета. Этим утром его тело должно висеть на месте моих волос. Это будет справедливо.
— Тогда ты должна успокоиться, — все так же улыбаясь, настаивал он.
Из-за гобелена все еще было слышно хихиканье и ворчание. Судя по всему, он пытался убедить ее просто лечь спать рядом, если в ее покоях ей слишком одиноко. Но женщина на уговоры не поддавалась.
Прижавшись ухом к груди Миралеса, я постаралась не слушать происходящее за занавесью, сконцентрировавшись на его спокойном сердцебиении. Нужно держать себя в руках. Нельзя переполошить весь дом просто потому, что сорвалась. Но и уйти просто так я не могла. Просто была не в силах.
Стук сердца картэфа привычной мелодией проникал в уши, позволяя выдохнуть спокойней. «Короли не должны поддаваться эмоциям».
— Меняем план, — тихим, спокойным шепотом начала я. — Ты уберешь ее, чтобы не мешала, но она должна выжить. Потом незаметно отнесешь в ее покои. Это, скорее всего, соседняя комната.
— Ты уверена, что справишься? — он, наконец, отпускает меня, очень внимательно глядя мне в глаза.
Молча киваю. Миралес растягивает губы в улыбке.
Картэф появляется из-за гобелена первым. Темной тенью метнувшись по комнате, он оказывается у кровати. И еще до того, как кто-либо сумел опомниться, он уже стоял в двух шагах от ложа, на манер щита удерживая находящуюся без сознания женщину. Взгляд красных глаз был направлен на замершего на кровати арлея, а на губах все еще играла улыбка.
— Если ты закричишь, она умрет, — спокойно выходя из своего укрытия, сообщила я, уже открывшему было рот хозяину комнаты.
— Литиэль, — словно бы увидев призрака, он побледнел и стал отползать назад, путаясь в простынях. — Ты же мертва.
— На самом деле, — я приближалась к нему с неотвратимостью самой судьбы. — Это ты мертв. Просто еще не знаешь об этом.
Упав с кровати, он перекатился кувырком от неожиданности и честно попытался сбежать. Но буквально ткнулся носом в продолжающего держать пленницу на весу Миралеса, тенью переместившегося к двери. Отпрянул, снова увидел меня и прижался спиной к стене. Его взгляд снова перескочил на картэфа, потом на кинжал в моей руке и он начал открывать рот с явным намереньем закричать. В два шага оказавшись рядом, я зажала ему рот рукой, приставляя кинжал к горлу:
— Если ты закричишь, то мой друг сначала убьет ее, потом убьет всех, кто придет тебе на помощь, а в конце, когда в этом доме не останется больше никого, я отдам ему тебя, чтобы он мог показать тебе, что большинство слухов о картэфах — вовсе не слухи. Но если ты будешь послушным, я убью тебя быстро.
Зеленые глаза испуганно распахнулись, став фактически совсем круглыми. Он посмотрел на все еще улыбающегося, без напряжения, как пушинку, держащего бессознательную женщину Миралеса, и я увидела, как его взгляд потускнел.