Из барака повара донеслось звякание посуды. Пульс чудовища резко подскочил: его первым желанием было броситься туда и убить этого человека. Однако, оно усмирило эту дикую жажду крови. Лучше было пойти туда и опробовать на поваре свое объяснение — впрочем, оно не сделало и этого.
Наконец рыбаки вернулись: их лодки тащили за собой длинные цепочки мертвых акул. Чудовище смотрело на это пылающим безжалостным взглядом. Его сжигала такая дикая ярость, что в приступе безумия оно думало только о том, чтобы прыгнуть вниз, к лодкам и перебить этих людей мощными таранными ударами.
А потом из лодки вышел Корлис, и чудовище услышало свой сдавленный голос, а Корлис недоверчиво выкрикнул:
— Напал на вас?! Чудовище с плавниками напало на лодку и убило Перрати?
Как в тумане Корлис видел остальных мужчин, торопливо выходивших на берег и выкрикивающих вопросы. Солнце, висевшее низко на западе, светило прямо в глаза, и он прищурился, стоя на деревянном временном доке. Инстинктивно он расставил ноги пошире, как будто готовясь к оглушительному удару, и смотрел на худое, мрачное лицо чужака со странными глазами, мощной челюстью и орлиным носом. Неожиданно его пронзил странный холод, пробежавший вдоль позвоночника к мозгу, где он и осел в виде глыбы льда.
Нет, это не был страх смерти. Он уже встречался с ней раньше, со страшной смертью. Не единожды слышал он, что случалось с людьми, которых он знал, и от этих рассказов мутился разум. Чувствовал он и то, что однажды судьба отвернется от него и напишет трагический эпилог его собственной жизни.
Нет, это был не страх смерти, а ощущение нереальности, нарастающего мучительного недоверия к этому... Джонсу, усиливающегося почти до боли. Когда, наконец, он заставил себя заговорить, голос его прозвучал жестко и хрипло:
— Почему Перрати не стрелял в эту тварь? Несколько пуль, и все было бы...
— Но он стрелял! — Торопливо вставил чужак, вводя в свой рассказ новую деталь. До сих пор он не думал о ружье, но если Корлис хочет, чтобы Перрати стрелял, пусть так оно и будет. Он торопливо продолжал: — У нас не было ни одного шанса! Чудовище так сильно ударило по лодке, что Перрати выбросило за борт. Я пытался его выловить, но было уже слишком поздно — чудовище утащило его под воду. Я испугался, что оно снова бросится на лодку, схватил весла и поплыл к острову. Повар может подтвердить, что я вернулся около полудня.
Стоявший за спиной Корлиса Проже рассмеялся, и его громкий горловой смех потряс тишину позднего полудня.
— Из всех натянутых историй, которые я слышал в своей жизни,— оказал он,— бредни - этого типа самые отвратительные! Говорю тебе, Корлис, что-то за этим кроется. Как только этот чужак первый раз остается один на один с нашим человеком, сразу происходит убийство. Да, именно убийство!
Корлису, смотревшему на могучую фигуру голландца, пришло в голову, что у него самого должно быть такое же выражение, как у Проже: мрачное и подозрительное. Странно, но факт, что Проже облек в слова мысли, возникшие в его голове, показал ему, насколько нелепо обвинение. Убийство! Смех, да и только!
— Проже, — резко оказал он, — научись держать язык за зубами. Это абсурд!
Чудовище смотрело на голландца, мышцы его одеревенели, тело было как чужое, и лишь одно чувство испытывало оно — радость, что контролирует ситуацию — чувство такое сильное, что временно не было способно даже злиться.
— Я не хочу с тобой ругаться, — сказало оно. — Сам знаю, что происшедшее выглядит подозрительно, но вспомни, что Перрати описывал нам какой-то неизвестный, опасный вид акулы. Зачем бы мне убивать незнакомого человека?! Я...
Оно замолчало, потому что Проже стоял, повернувшись к нему спиной и смотрел вниз, на лодку, в которой они с Перрати плавали. Она была пришвартована в самом конце дока. Потом Проже прыгнул вниз. Чудовище затаило дыхание, когда голландец исчез из виду за ограждением. Первым его желанием было бежать туда, посмотреть, чем занят человек, но оно не осмелилось.
— Это правда, Проже,— сказал Корлис.— Ты слишком скор на подозрения. Какие мотивы...
Чудовище не слушало продолжения, остолбенев оно смотрело, как голландец выпрямляется, держа в руках блестящее ружье. Потом он что-то вынул из него — сверкающий стальной предмет.
— Сколько раз стрелял Перрати? — тихо спросил он.
Чудовище почувствовало страх. Оно знало, что у Проже должна быть причина задать этот вопрос — об этом явно говорило выжидательное напряжение на лице. Ловушка! Но какая?
— Ну... два... три... — пробормотало оно. С огромным трудом ему удалось взять себя в руки.— То есть два. Да, два. А потом эта рыбина ударила в лодку, Перрати выронил ружье и...
Оно замолчало, заметив на лице Проже грозную, триумфальную, насмешливую улыбку.
— Тогда как получилось, что магазин этого ружья полой? Как вы нам это объясните, мистер Ловкач, Чужак, Джонс... — Его голос взорвался внезапным гневом. — Ты, проклятый убийца!
Корлис испытал странное ощущение, что их спокойный, безопасный остров начал вдруг уходить у него из-под ног. Это было ощущение настолько невероятное и угнетающее, словно небольшая группа мужчин стояла не на острове, а хрупкая деревянная беззащитная платформа находилась в самом центре враждебного океана.
Это нездоровое впечатление еще более усилилось из-за того, что длинное низкое здание полностью загораживало зеленую, безопасную землю. Остались лишь дрожащие тени на темнеющей воде. Сердце его сжималось от невыразимой меланхолии этого непрерывного плеска воды о деревянные сваи, поддерживающие платформу.
Слова Проже не имели смысла. Мощная фигура голландца возвышалась перед ним, а на лице его виднелась тигриная улыбка, враждебная и яростная. На долю секунды Корлис представил себе крепкого француза, разрываемого на куски бронированным чудищем из глубин. Но все остальное не имело смысла.
— Ты что, спятил Проже?! — крикнул он.— Ради всех дьяволов океана, зачем Джонсу убивать кого-то из нас?
Чудовище воспользовалось паузой:
— Магазин? Не понимаю, о чем ты! — растерянно сказало оно.
Голландец придвинул овсе бычье лицо к худому, обеспокоенному лицу чужака.
— Та-ак!— -рявкнул он.— Это тебя и выдало, поскольку ты не знал, что это автоматическое оружие. Так вот, в нем есть магазин для патронов — двадцати пяти штук — и ни один не был израсходован.
Капкан, в который оно попало, сомкнул свои стальные челюсти. Но теперь, уже зная опасность, неуверенность и замешательство покинули его. Остались только осторожность и сожаление.
— Не знаю, как это получилось, — презрительно сказало оно. — Он стрелял два раза. Раз уж ты не знаешь, как это могло произойти, то я не могу тебе помочь. Повторяю, у меня нет никаких причин убивать кого-либо из вас... Я...
— Я догадываюсь, как все было. — Высокий худой Умник Степлей протиснулся сквозь группу мужчин, стоявших в мрачном молчании. — Вероятно, Перрати выстрелил два раза — пулями со старого магазина. Он успел еще поменять его, но было слишком поздно. Джонс мог быть так взволнован, что даже не заметил, что делает Перрати.
— Джонс не из тех, что волнуются,— буркнул себе под нос Проже, однако по голосу его чувствовалось неохотное принятие такого объяснения.
— Остается однако вопрос, который не так-то легко объяснить, — холодно продолжал Степлей. — Учитывая, что акулы могут двигаться со скоростью до семидесяти миль в час, невозможно, чтобы они встретили его вблизи того же места, что и вчера. Иначе говоря, Джонс лжет, утверждая, что они видели то же существо. Разве что... — он заколебался.
— Что «разве что»? — спросил Корлис.
Умник никак не мог решиться. Наконец, неохотно произнес:
— Я вновь возвращаюсь к своему: разве что это владыка акул!
Прежде чем кто-либо успел сказать хоть слово, он торопливо продолжал:
— Только не говорите, что это натянуто. Я и сам это знаю. Но мы не первый год плаваем на южных морях и уже встречались с необъяснимыми вещами. В нашей ментальности произошел необыкновенный, иррациональный поворот. Я знаю, что с научной точки зрения стал суеверным простаком, но моя точка зрения опровергает этот приговор. По-моему, я достиг состояния гармонии с таинственным миром, который нас окружает. Я смогу заметить, почувствовать и познать вещи, которых не увидит человек запада.