– Плодовитая была, сучка. Мало кто целых семь вынашивает.
Довольный собой, мужчина уселся на поваленное дерево и уставился на погребальный костёр. Почувствовав, как усталость после тяжёлого дня наливает его тело свинцом и заставляет веки опускаться, он улегся в траву, накрыл шляпой лицо, заложил руки за голову и расслабился, отдаваясь дрёме.
Открыв глаза через пару часов, он увидел, что костёр совсем прогорел, и теперь на его месте лишь тлели угли. Огонь сожрал тела ренна полностью, не оставив ни следа. Отряхнув одежду, мужчина тщательно затоптал последние струйки дыма, закинул за спину мешок и, нахлобучив шляпу, зашагал прочь.
Смеркалось.
***
– Тпр-ру, да стой ты уже!
Войтек, откинувшись назад, натянул вожжи и спрыгнул с телеги. Перед ней испуганно замерла маленькая девчушка, на вид лет трёх-четырёх, грязная, как чертёнок, со спутанными волосами и голенькая.
– Куда ж ты лезешь, оглашенная? Аль жисть надоела? А когда б переехал тебя, господи боже мой! Куда только мать с отцом смотрят!
Войтек никак не мог отдышаться, хватаясь за сердце.
– Уф-ф, малышка, ну и напугала ты меня! А почему ты без рубашки, глянь! А родители твои где? – Войтек наконец успокоился и склонился над девочкой, уперевшись руками в колени. Та насторожённо молчала, глядя на него зелёными глазищами.
– Что молчишь, нет никого у тебя, что ль? А глаза-то у тебя какие красивые, зеленущие! Да ты никак из этих, из лесовиков? Ну, будь она неладна, та война, сколько ж судеб перекорёжила, чертовка, ох, горе-то какое… Всех проредила изрядно – и людей, и ваших! – Войтек по-бабьи всхлипнул и высморкался. Потом решительно выпрямился и рубанул: – Значится, так! Негоже детишкам в такое время по дорогам одним шляться. Нонче много лихих людей шастает. Заберу тебя к себе, а там видно будет. И Ганка моя обрадуется – свои-то выросли да разбежались кто куда. А кого и Господь прибрал уже. Ну, поехали, дочка! Ништо, сдюжим. Что человек, что лесовик – всё одно тварь божья!
Войтек подхватил девчушку под мышки, усадил на телегу, заботливо накинул ей на плечи кожушок, подоткнув, чтоб не дуло, и забрался сам. И тут заметил, что малышка сжимает что-то в кулачке.
– А это что у тебя? Покажи, не бойся, не отниму! Нешто я чудовище какое – ребятёнка обижать?
Девочка медленно, словно нехотя, разжала кулачок. На грязной ладошке тускло белел осколок скорлупы.