Стукнул засов, в щель просунулась растрепанная женская голова. Из натопленного помещения повалил пар, запахло едой и сладковатым скотьим духом. Пронзительные вопли стихли.
Кай отстранил женщину и вошел, хрустя сухой соломой. В углу, за загородкой топталась коза, с печи уставились на пришельца три пары блестящих глаз, круглых от любопытства.
Грубо сколоченный стол, сундук вместо лавки, лестница из горбылей прислонена к темному проему, ведущему на чердак.
Небогато.
Кай сунул хозяйке архенту, скинул плащ и сел за стол, задвинувшись в угол, в самую тень. Масляный светильник чадил и потрескивал, освещая в основном сам себя.
Разглядев серебряную монету, женщина успокоилась и захлопотала вокруг позднего гостя - выставила перед ним чистую миску, протерев ее передником, наскребла овсянки из горшка, отрезала ломоть хлеба.
Кай принюхался, повертел носом. В последнее время он ничего толком не мог в себя запихать. Есть хотелось ужасно, но вид пищи вызывал отвращение. Хлеб - и тот в горло не лез.
Пока он ковырял овсянку, залитую духовитым козьим молоком, хозяйка накинула кожух и вышла во двор, обиходить кобылу.
Дети на печи зашевелились, повысовывали головы, начали шушукаться. Кай глянул на них равнодушно, зачерпнул каши, попробовал проглотить.
Не лезет.
- Слушай, свари мне супу, - попросил он, дождавшись, когда стукнет дверь. - Я тебе дам еще денег, много. Супу хочется.
Накатила усталость, такая сильная, словно он не ехал неделю по относительно ровной дороге, а тяжко работал. Тело болело, как избитое.
Хозяйка пожала плечами, кивнула. Поковырялась в ивовой корзине, достала несколько луковиц, муку из ларя.
Пряностей в этом бедном доме, конечно же, не водилось.
Коза в углу возилась, постукивала копытами, дергала солому из подстилки.
- Одна живешь, - сказал Кай, чтобы не молчать. - Что так?
- Муж с борти упал о прошлом годе, - неохотно ответил женщина, стуча ножом. Резко запахло луком, Кай поморщился. - Сгорел в единый месяц. А чего тебе?
- Как же ты тут одна справляешься?
- Да пропросту, что же сделаешь. Зимой тяжко, но держимся, а дров свекор подкинул.
Жареный лук шкворчал в масле, в горшок сыпанули муки.
Дети заныли, подталкивая друг друга локтями и норовя соскочить вниз.
- А ну цыть, оглоеды! - прикрикнула на них мать. - Вы-то супа не заслужили, бездельники.
- Ну мамаааа... - нудела старшая девочка с крысиными светлыми хвостиками, свешиваясь едва не по пояс. - А чего ему супу, с маслом, а нааам... вон он какой здоровый!
- Будете приставать, приедет Шиммель и заберет вас! - пригрозила хозяйка. - Посажу в мешок и отдам, не пожалею, разрази меня сто чертей и сивая кобыла!
Кай насторожился, прислушался.
- Кто это, Шиммель? - спросил он, стараясь не выдать своего интереса. - Я не местный...
- Вижу, что не местный, местный разве поехал бы в такую темень, да еще осенью... - женщина отложила ложку, принюхалась. - Да так, сболтнула я в сердцах. Эти обормоты к ночи всю душу повытрясут. Не слушайте ерунду всякую, господин.
- Шиммель на сивой лошади ездит! - пискнули с печи, - Она сама, как скелетина, из ноздрей огонь пышет!
- Шиммель - убивец страшный, пьет людскую и звериную кровь, взглядом леденит...
- Глаза у него, как плошки, совиные, во тьме видит! Удальцы лесные ему в жертву лошадиную голову приносят, а он им силу дает, кровушки насосавшись!
Хозяйка с раздражением гремела посудой, потом схватилась за огниво и бересту. Дрова не хотели разгораться. Искры сыпались и гасли в сухом мху. Огонь задыхался, не родившись. Каменные стенки печи выстыли изнутри, чадила потухшая лучина около прялки. У Кая зазвенело в ушах, предметы начали расплываться.
- Замолчите уже, окаянные! - женщина повернула к Каю перемазанное мукой и сажей лицо. - Городят, сами не знают, что. Свекор наплетет им... Это все дела разбойничьи, страшные, а он, всем известно...
- ...сам в разбойниках ходил и душегубствовал! - ликующе завершила старшая девочка и уставилась на гостя.
- Да заткнетесь вы, стервецы мелкие! - взвыла доведенная до отчаяния мать и запустила на печь ухватом.
Наверху захохотали и заухали на разные голоса, не хуже стаи болотных привидений..
- Сладу с ними нет, - слышал Кай словно из-под воды. - Помогите, добрый господин, огонь разжечь. Не любит меня эта печь, гаснет и все тут. Холодная, как могила.
Кай пошевелился, пытаясь подняться. Пламя в светильнике трепыхнулось и умерло. Слабое мерцание в раскрытом зеве печи сменилось чернотой.
Стало очень тихо.
Хозяйка всхлипнула и в который раз ударила кремнем о кресало.