Предзимье тянулось вторую неделю, по небу гуляли тучи, по болотам - туманы, днем моросило, к ночи влага превращалась в иней и округа обнадеживающе белела. К утру все таяло, и начиналось по новой: слякоть, серость, морось, озноб. Снегом даже не пахло.
Парни пили, мерзли и роптали.
- Он чокнутый совсем, - бубнил Щавлик, пристраивая поближе к огню ноги в берестяных опорках. - Зачем только поехали за ним... Снег до Юля может не выпасть, что, так и куковать тут? Сидел бы я сейчас у Маруши на печке...
- Тебя никто не держит, - буркнул Заноза. - Сваливал бы вместе с Огольцом.
Два дня назад Рыня Оголец ушел сам и увел еще троих. Исходу предшествовали ссора и мордобитие. Рыня и его подпевалы объявили Кая нетварью и колдуном, который завел их в глушь, чтобы скормить чуди. Они вооружились горящими ветками и поискали Кая вокруг лагеря, дабы опередить и прищучить, но по темноте не нашли. Потом поиски Кая перешли в поиски жбанчика с арварановкой, припрятанного Клыком для обряда, и тоже успехом не увенчались. Клык наотрез отказался признаваться, где спрятал жбанчик, парни до утра выясняли, кто самый подлый негодяй, а с рассветом Рыня с подпевалами, утерли юшку, собрали манатки и отчалили. Кай обнаружился только к полудню, отмахнулся от Занозы, поредевший отряд пересчитывать не стал, погрел руки над углями, отказался от еды и снова ушел бродить по островку.
- А Оголец, может, и прав, - бубнил Щавлик. - Снега нет, Шиммеля нет, зато чудь обнаглела, на сухое вылазит. Сегодня шуганул парочку от землянок. Это Вентиска их приваживает.
- Чудь огня боится, - неуверенно сказал Заноза.
- Хрена она боится. - Мрачный Клык задвинул поглубже в костер прогоревшее бревно. Сырая кора зашипела, повалил белесый дым. - Вот как заплюют нас из темноты стрелками своими, поглядим, кто кого боится.
Бывалый Клык держался дольше всех, но и он начал сдавать. Заноза поерзал на чурбачке - зад ныл, спину ломило, замерзший тыл, обращенный к лесу и болотам, уязвляли воображаемые стрелки.
- С нами он не ест, не спит, - гнул свое Щавлик. - Потому как чудь его кормит, и гнездо ему свила из травы сухой Как туман находит, так чудь вылезает и Вентиске жрачку несет. Видел я то гнездо, люлька такая из мха, травы и веток. Под обрывчиком!
- С чего ты взял, что он в ней спит? - нахмурился Заноза, шевеля под курткой лопатками.
- А кто? Там чудовых следов полно вокруг, а гнездо само большое, не по росту чудикам. Для Вентиски вили, зуб даю. Где он тогда ночует, скажи мне, а?
- Почем я знаю, может, он не спит вовсе.
И не ест, ага. Вторую неделю.
- Насулил золотые горы. - Репа, до того молча вертевший ножом дырки в поясе, поднял замотанную в капюшон голову. - Приманил нас как перепелок. Слушьте, парни, мож того? Пристукнем его, покуда не поздно? Зачем нам чудий выродок?
- Он не чудий, а шиммелев! - поправил Заноза, стараясь не подать виду, что испугался. Пристукнут Кая, там и до Занозы дело дойдет - кто Вентиску с ребятами свел?
- Наболтал, а вы поверили.
- Ты тоже поверил.
- Ну и я вместе с вами. Уж больно складно врал. На золоте есть, на бархате спать...
Не сулил он ничего, подумал Заноза, но благоразумно промолчал. Это ты, Репа, сам себе насулил. А теперь виноватого ищешь.
- Говорил я уже, - Клык зло сплюнул в огонь. - Было дело. Я под стол пешком ходил, а помню хорошо. Вся округа шумела. Что кавенову женку Шиммель обрюхатил, когда она ватаге попалась, вместе с поездом свадебным. Потом баба то ли родами померла, то ли Кавен ее кончил, вместе с дитем, тут уже разное болтали. А Вентиска аккурат по возрасту подходит.
- Да услышал где-то и примазался, - фыркнул Репа. - Наживка на дурней нужна? Нужна. Мы и клюнули.
- И сожрут нас с потрохами, - торжественно заключил Щавлик и чертыхнулся, вскочив - от правой опорки повалил дым.
Помолчали, слушая шипение и проклятия Щавлика, пинающего сырой растоптанный мох. Заноза ерзал на чурбачке.
- С другой стороны, - протянул Клык, - Хотел бы он нас скормить - давно бы скормил. Вторая седьмица на исходе. Ждет он чего-то. А чего здесь можно ждать?