— Буратино, — тихо прошептал Чеснок, — не могу рассмотреть, вот та баба совсем голая?
— Где? — так же тихо поинтересовался Пиноккио.
— Да вон та, статуя.
— Да, совсем голая.
— А что к ней за козёл сзадку пристраивается? Не разгляжу что-то.
— Это не козёл, а сатир.
— А ноги, как у козла. И рога, опять же. Вот какие же бабы шалавы бывают, честное слово, аж противно.
— Это не баба, это нимфа.
— Ты глянь, никогда бы не подумал. А по виду баба как баба. А как же их отличать, баб от этой самой нимфы?
— Те, что с козлами — это нимфы, те, что с мужчинами — это бабы, — ответил Буратино.
— Понял, — казал Чеснок и взглянул на скульптурную группу ещё раз, — бесстыжие эти нимфы, хуже шалав.
Провожавший их Рома только ухмылялся, глядя, как Рокко разглядывает произведения искусства.
Наконец они подошли к ступеням дома. У ступеней внизу за столиком сидел приличного вида человек. Буратино даже уже подумал, не сам ли это дон, но тот произнёс:
— Братаны, швайки, пики, кастеты, стволы на стол, — и, встав, добавил, — извините, конечно, за маленький шмон, но таковы правила.
Буратино вытащил нож, а Рокко — обрез и сложили всё это на белоснежную скатерть стола.
Прилично одетый похлопал их по бокам рукавов и штанинам.
— Кажись, чистые, — сказал он одноглазому, тот жестом предложил ребятам подняться по ступенькам и пошёл сам первый.
Буратино увидел стол с кофейным сервизом, за которым сидел синьор в брюках, в жилетке и белоснежной сорочке. Его неяркий галстук был заколот скромной золотой булавкой, запонки тоже были золотые, но скромные. Мужчина лет пятидесяти имел смешные кошачьи усы, а на голове у него была сеточка для укладки волос. Он читал газету, пил кофе и курил сигару.
— Дон Базилио, — негромко произнёс одноглазый, — вот те хлопцы, что спрашивали вас.
— А, ребятки, — приятным, но хрипловатым голосом произнёс дон, — садитесь. Выпейте со мной кофе.
— Мы уже завтракали, — отказался Буратино, видя, что Чеснок собирается и вправду выпить кофе с доном, — да и не хотелось бы нам отнимать ваше драгоценное время.
— Молодёжь, — нежно сказал синьор Базилио, — молодёжь всегда торопится. У молодых почему-то вечно нет времени, а вот у нас, стариков, его хватает. — Он отложил газету и сделал глубокую затяжку. — Я вас слушаю, ребята.
— Эти козлы, их мочить надо, — успел брякнуть Рокко, пока Буратино собирался с мыслями.
— Любопытно, — улыбнулся дон, — это ты о ком, парень?
От его улыбки повеяло холодом, как из погреба, и Буратино почувствовал, что беседа начинается не с того.
— Мой друг утрирует, — сказал он, улыбаясь, в ответ, — у него вообще склонность к максимализму. Хотя он человек достаточно добрый.
— Максимализм верный признак инфантилизма, — произнёс он, — верный признак, некоторой брутальности. Эта черта мешает в поиске компромиссов и умению подходить к консенсусу.
— Чего он сказал? — прошептал Чеснок, но Буратино только пнул его под столом и ответил дону:
— Согласен, дон Базилио, вы, безусловно, правы, но эта черта исчезает по мере взросления, она, можно сказать, имеет возрастной характер.
— Верно, — опять улыбнулся дон и уже не так, как в первый раз. Улыбнулся и даже указал на Буратино пальцем, — ты прав, парень. Я вспоминаю себя. Ай-яй-яй, каким я был идиотом в его годы. Сколько ненужных пинков я получил и сколько возможностей я упустил.
Рокко заерзал, чувствуя свою полную непричастность к беседе и злясь на Буратино. Но тот, казалось, совсем не обращал внимания на своего приятеля и продолжал:
— Надеюсь, вы научите нас, дон Базилио, как нам избежать ненужных пинков.
— Попытаюсь, — пообещал тот. — Так какая проблема привела вас ко мне?
— Да, в принципе, это даже не проблема, всего-навсего желание услышать совет опытного человека, — сказал Буратино. — А суть вот в чём: у нас есть небольшое дело. Мы производим…
— Знаю, дальше, — перебил дон.
— А дальше происходит вот что: к нам вчера приезжал небезызвестный синьор Барера и сделал нам серьёзное предложение: он…
— Тоже знаю, дальше.
— Мы, сами можете понять, находимся в затруднительном положении. Продавать дело нам не хотелось бы, а не продавать страшно, больно уж серьёзные люди сделали предложение.
— Понимаю, а чем могу помочь вам я, если, конечно, исключить предложение твоего приятеля насчёт «мочить козлов»?