— Слушай, Буратино, а с кем ты разговаривал? — спросил Рокко. — Какой-то наш знакомый, что ли?
— Точно, иди сам взгляни.
Чеснок встал с ящика и у двери обнаружил лежащего на боку человека, он узнал его сразу, несмотря на то, что одна из пуль разворотила тому нижнюю челюсть. Это был Барт Конти, американец, один из самых опасных людей Томазо Рыбака.
— Твой собутыльничек, — язвительно сказал Буратино.
— Точно, — согласился Рокко и зло пнул труп, — это я его замочил?
— В нём четыре дыры, какая из них твоя, какая моя — считай сам. А вот он в тебя через дверь шесть раз успел выстрелить, как не попал — одному Богу известно.
— Точно. В церковь пойду, — Чеснок даже перекрестился. — Бог отвёл гибель.
— Ну-ну, — сказал ему Буратино, — только сначала надо этих похоронить и всё здесь убрать.
— Сделаем, — пообещал Чеснок. И они стали наводить порядок.
Лука и Альварес утащили трупы к баркасу, отвезли их метров на двести от берега и, привязав к ним камни, утопили.
Буратино и Чеснок смыли кровавые пятна с пола и стен «офиса».
— Надо бы дверь поменять, — задумчиво произнёс Буратино, — а то придут люди к нам какие-нибудь, что они об этой двери подумают.
— Подумают, что мы серьёзные люди, — сказал Чеснок.
— Нет. Они подумают, что мы обыкновенная криминальная шпана, и что с нами лучше не связываться.
Глава 15
Победы и потери
Начинало уже светать, первые лучи солнца вылезли из-за гор, когда в «офисе» уже было чисто.
Буратино, Рокко и Лука расселись в приятно чистой комнате — закурили. Лука задул керосиновую лампу, и утренний таинственный полумрак окружил курящих. Они вели серьёзный разговор, решали, что им делать, и тут дверь открылась, и на пороге появился Серджо. Он выглядел растерянно и возбужденно. Помахав секунду-другую руками, что, видимо, облегчало его мыслительный процесс, Серджо наконец сказал:
— Синьор Буратино, кажись, моего братишку Фернандо того.
Прикончили, значит.
— Да брось! — не поверил Лука.
— Может, он это… того… Опять же, живой, я же не доктор какой- нибудь, да вот только пихал я его, пихал, а он ни гу-гу, и горло у него всё в крови. Лежит себе за ящиками, словно спит, а по нём уже даже муха бегает. Одна пока что.
Все члены банды пошли смотреть на Фернандо. И действительно, тот был мёртв. Он полулежал за углом сарая, навалившись на ящики именно там, где ему приказал находиться Рокко. Его горло было перерезано от уха до уха, чёрная спёкшаяся кровь залила всё вокруг, так много её вытекло из этого большого человека.
— Заснул, видать, — констатировал Чеснок. — Он частенько засыпал. И пистолет у него пропал.
— Надо похоронить по-христиански, — сказал Пепе.
— Точно, — согласился Лука, — попа пригласить, могилу сделать, гроб, опять же, купить.
— Всё это будет, — с неожиданной суровостью произнёс Буратино, — но сначала над телом нашего соратника мы поклянёмся, что никогда не простим врагам его безвременной кончины.
Всё это было сказано с холодным гневом, и все прониклись и сказали: «Клянёмся».
Труп Фернандо взяли и внесли в «офис», уложили на дорогой стол, и Буратино стал заниматься организацией похорон.
Серджо остался с телом брата наедине, он тяжело сопел, хмурился и удивлялся, понимая, что больше нет у него брата. Это удивление носило характер печали. Если бы Серджо умел, он, наверное бы, плакал. Но плакать он не умел и поэтому только вздыхал и бубнил себе под нос:
— Как же так, братка. Что же ты так. Эхе-хе, какой же ты неловкий оказался. Я же теперь почти один, окромя синьора Буратино и нет теперь никого у меня. С кем я теперь есть буду, разве же синьор Буратино едок, не- е, не едок, так, расстройство одно, как птичка поклюёт да и только, ни каши с ним ведро ни съесть, ни колбасы пару кило. Почти один я остался, Лука тоже не едок, и Рокко едок никудышный. Пепе Альварес он, конечно, ест, мужчина крупный, но до тебя ему — ого-го, как до Пекина.
Так сидел и горевал Серджо над холодным телом своего единственного брата.
И в эту минуту на дороге, ведущей из города, появился человек. Чеснок увидел его первый и несколько секунд вглядывался, взведя курок револьвера. А когда тот приблизился, Рокко его узнал. А был это не кто иной, как Джанфранко Гопак. Он издали помахал рукой Чесноку, как старому знакомому, и крикнул:
— Эй, Рокко, убери пистолет, это я, Гопак.
— Я вот сейчас тебе уберу пистолет, — многообещающе, но тихо сказал Рокко, делая вид, что прячет оружие, — ты только поближе подойди.