— Пять цехинов, — по слогам читал Чеснок на второй бумажке, — обеспечены золотым неприкосновенным запасом Министерства финансов.
— Ладно, — сказал Буратино и встал, — нам пора.
— Не смею задерживать, синьоры, — отвечал банкир. — Не смею задерживать.
— Все сволочи, — ругался Пиноккио, когда они вышли из банка, — а девка у него класс!
— Девка да, — согласился Рокко, — рыжая! А сиськи аж всю одёжу порвали. А почему все сволочи, ты говоришь?
— Потому, нас опять подставили, у нас, по сути, отняли завод.
— Но ведь если мы отдадим бабки, то всё будет нормально, — произнёс Рокко.
— Чего мы там отдадим, рвать отсюда надо, Рокко, и побыстрее. Ты со мной?
— Почему рвать-то? — удивился Чеснок, — сейчас всё наладится, все вопросы порешаем и заживём, как…
— Никак мы здесь не заживём, пойми, Рокко, весь город заинтересован в нашей смерти, и синдикат заинтересован, и дон, и полиция, все! Все!
— Это почему дон заинтересован?
— Потому что если нас обоих повалят, завод отойдёт банкиру, а уж с банкиром они всегда договорятся. Как ты этого не видишь?
— Вот собаки, ну а полиция почему заинтересована?
— Да потому что не нужна им война в городе, не нужны трупы. Им нужно, что бы всё было тихо, им нужна полная иллюзия благополучия и тишины. Чтобы тихо в городе было. Так что решай, со мною ты или здесь останешься?
— Буратино, я тебе кореш до гроба, но послушай меня разок. Не то чтобы я ума палата или там учёный какой, дай мне три дня. Подожди.
— И что случится?
— А вот давай, подожди три дня, и если наше положение не изменится, собираем монатки и рвём куда-нибудь.
— За три дня нас в землю закопают.
— Не закопают, Буратино, не закопают.
— Ладно, — сказал Пиноккио, — подумаем. Пошли, есть охота.
Они зашли в кабачок, в тот самый, где любил посидеть журналист Понто. Им показался он наиболее безопасным из всех известных. Тут не собиралась шпана, докеры, шахтёры, матросня с «купцов». Для всех вышеперечисленных категорий этот кабак был дороговат.
Поэтому дружки чувствовал себя в некоторой безопасности среди подрядчиков, приказчиков и жуликов средней руки.
Они быстро поели и расплатились с официантом банкнотой в пять цехинов. Официант, как и большинство официантов, был воробей стреляный, увидев ассигнацию, он тут же крикнул:
— Хозяин, опять ассигнацией расплачиваются.
— Угу, — кивнул тот головой, вытащил из-под стойки дубинку и направился к нашим героям, весьма недвусмысленно помахивая ею:
— Так вот эти два гуся расплатились ассигнацией? — угрожающе спросил он.
— Ага, — сказал официант.
— Ну ты, мерин старый, — отреагировал на «гусей» Рокко, — ты полегче обзывайся-то
— А чем вам не нравятся государственные ассигнации? — спокойно спросил Буратино. — Или вы не признаёте распоряжений Главного Казначейства Его Королевского Величества?
— Отчего же не признаю? Признаю, — сказал трактирщик, — вот только был тут один гусь, типа вас, на прошлой неделе. Так вот он расплатился тоже бумажкой. Говорил, ассигнация, а оказался десятицехиновый вексель разорившегося банка, а я ему с этого векселя сдачу дал сольдо в сольдо, а он даже официанту на чай не оставил.
— Ну, надеюсь, теперь-то вы не спутаете настоящие деньги с банковскими обязательствами, — ухмыльнулся Буратино.
— Может, и не спутаю, а бумажки брать не буду, платите медью, серебром, золотом — всё одно, а бумаг мне ваших не надо, — сурово сказал трактирщик.
— Значит, вы отказываетесь выполнить распоряжение Министерства финансов о хождении банковских билетов во всех уездах королевства?
— Я… — начал было трактирщик.
— Понятно, — перебил его Буратино, — вы игнорируете финансовую политику существующего кабинета министров.
— Я…
— Знаю-знаю, вы оппозиционер. Вы не согласны с финансовым и политическим курсом существующего режима, — спокойно сказал Буратино и уже громче добавил: — надеюсь, все присутствующие слышали заявление этого синьора?
Немногочисленные присутствующие заспешили доесть и позвать официанта, никому не улыбалось влипнуть в политическую историю.
— Да что же вы так орёте, синьор клиент? — боязливо озираясь, спросил трактирщик, чувствуя, что ситуация складывается неприятная, и пряча палку за спину. — Зачем же вы так? Я со всей лояльностью.
— С лояльностью? — удивился Буратино. — А как насчёт бумажных денег, ведь это вам не фунт изюму, отказаться от казначейских билетов, мало того, говорить о них в презрительной форме — это знаете ли… — Буратино погрозил трактирщику пальцем, — понимаете, чем пахнет?