— Садись, Виторио, попробуй спагетти с пастой, очень неплохая паста, здешний повар неплохо её делает.
— Я чуть-чуть съем мачидони, — ответил Барера, накладывая себе фруктов.
— А что ты такой озабоченный, Виторио? Или наш носатый друг опять выкинул какой-нибудь фокус, от которого Томазо покрывается пятнами?
— Я тебе скажу правду, — отвечал Барера, — но сначала ты мне ответь на один вопрос.
— Ну? — спросил Фиксатый, откидываясь на спинку стула и глядя на Бареру с любопытством. — Что ты хотел спросить, Виторио?
— Скажи, Диего, а не получал ли ты приглашение посетить нашего глубокоуважаемого дона?
Фиксатый улыбнулся и, облизнув губы, вытер их салфеткой. Он не собирался говорить ни с кем на столь щекотливую тему, а уж с Барерой в первую очередь.
— Я не пойму, куда ты клонишь, Виторио, — отпив вина, произнёс Фиксатый. — И что всё это значит?
— Я никуда не клоню, Диего, — произнёс Барера, накладывая себе ещё фруктов, — но с некоторых пор в нашем городе произошли некоторые перемены, которые ты, Диего, не мог не заметить. И меня интересует, Диего, что ты обо всём этом думаешь.
— Налей себе вина, Виторио, это очень хорошее вино, я держу его только для себя. Обрати внимание на цвет, — Фиксатый поднёс стакан к глазам и через него посмотрел на окно, — какой колор! Чудо!
— Эй, Диего, какое, к дьяволу, вино, какой ещё, к дьяволу, колор, — чуть раздражённо произнёс Барера. — В городе творится полный бардак, а ты говоришь о колоре.
— Бардак? Никакого бардака в городе не творится. Просто наш носатый друг оказался чуть ловчее, чем вы с Томазо, Рыжим и Тузом предполагали. Сначала ты, Виторио, на халяву хотел прибить их завод. Ведь хотел?
— Мы все хотели, — ответил Барера.
— А разве я не говорил вам, что этих хлопцев нужно мочить без предупреждения, а не выплясывать вокруг них, пока они не озвереют.
— Да-да, ты говорил, Диего. Ты был прав, с ними надо было кончать сразу, но это был бы беспредел, это могло не понравиться дону и другим уважаемым людям.
— Да, — усмехнулся Фиксатый, — конечно, Виторио, всем известно, что ты добропорядочный христианин, никто о тебе не скажет, что ты беспредельщик. Но почему сегодня ты приходишь ко мне и начинаешь задавать разные вопросы. О чём ты волнуешься? Тебе не о чем волноваться, никто ни в чём тебя не упрекнёт, ты ведь не пролил напрасной крови. Виторио, так что же случилось?
— Диего, я сегодня был у дона. От него я узнал, что он пригласил к себе и тебя.
— Понятно, — сказал Фиксатый спокойно и, вдруг неожиданно навалившись на стол грудью, зашипел сквозь зубы. — А знаешь, что я тебе скажу, любезный мой друг Виторио. Во всём, что сейчас происходит в городе, виноват ты и Томазо. Да-да, Ты и Томазо. Вы довели дело до этой ситуации, вы довели дело до того, что в него стал вмешиваться дон.
— Но…
— Не надо никаких «но». Томазо мнит себя великим, он самый умный, все должны его слушаться, он единолично принимал решение. А ты, мой драгоценный друг, и этот придурок Туз, прости меня Господи, потакали ему во всём. Вспомни, Виторио, ещё два месяца назад наш многоуважаемый дон был пустым звуком, он сидел за оградой своего шикарного дома и боялся высунуть оттуда нос. А в городе хозяевами были мы, мы пятеро. А теперь что? Из пятерых осталось трое. Наш носатый друг укокошил двоих из нас. Впрочем, я несильно расстраиваюсь по поводу этих потерь. И Рыжий, и Туз были баранами, прости меня Господи. Но ситуация кардинально изменилась, теперь дон вызывает нас к себе, как нашкодивших мальчишек, и отчитывает нас. А кто такой дон и что он может без Буратино и Рокко Чеснока? Да ничего, без них он ноль. К чему я всё это говорю? А к тому, что три дня назад Великий Томазо сказал, что носатый и его отморозок Чеснок покойники. И что мы видим? А видим мы мастера Мацотту с дыркой вместо глаза на главной улице города. Но это полбеды. Самое отвратительное из того, что мы могли увидеть, так это то, как оживает дон. Его верный Валлоне чуть ли не каждый день шныряет к Буратино, каждый день они о чём-то перетирают. И вот наш дон расцвёл, как в старые добрые времена, он всем рассылает приглашения и даёт всем указания, — Фиксатый тяжело вздохнул и снова откинулся на спинку стула. — Извини меня, Виторио, нервический всплеск, просто меня злит, что всё пошло не так, как мы хотели. И всё-таки, чего же хочет дон?
— Дон хочет мира, — спокойно ответил Барера.
— Дону плевать на мир, Виторио. Это полицейским нужен мир, а дону нужна доля в нашем деле.
— Послушай меня, старина Диего. Я в нашем бизнесе уже давно, тебя ещё на свете не было, когда я уже работал. Так вот, я говорил с доном. И дон сказал, что спустит с цепи полицейских, если мы не успокоимся.