- Кто там приехал? - спросил Араро.
- Береговые чукчи.
- Пусть зайдут сюда.
Исподлобья взглянув на вошедшего Ктуге, шаман спросил:
- Ты приехал?
- Да, я приехал, - ответил Ктуге.
- Чей ты сын?
- Сын Омкая, племянник Ульвургына.
- Эгей! Отец твой был немного похож на человека, а дядя твой бездельник. Продался русским.
- Если отец был немножко похож на человека, то я, сын его, стал настоящим человеком, - ответил Ктуге.
- Ого! Язык твой навострился болтать вздор, как у русского. Садись. И если ты приехал за мясом, оленя убивать не буду. Не время убивать. Не захочу и вовремя убивать. Пусть береговые жрут тухлого моржа. Они перестали понимать вкус оленьего мяса. Пусть они едят коровальгын* из железных банок, которые привозят им русские пароходы. Пусть они лижут языком железные банки, и, как черви, объедают остатки жира на опущенной в море нерпичьей шкуре. Пусть.
[Коровальгын - коровье мясо.]
- Мне не нужно мяса, - сказал Ктуге. - Не за мясом приехал. Я приехал учить грамоте детей и взрослых, кто пожелает.
Араро зло расхохотался.
- Ты хочешь со мной шутить. А к шуткам я не привык. Скажи, бывают чукчи-учителя?
- Да. Появились. Пока я первый учитель. Вот привез книжки, и бумагу, и карандаши. Скоро нужно начать заниматься.
- Тытэ нет вэрин! Вот так диво! - воскликнул шаман. - Я звал тебя к себе? Зачем учителя пристали ко мне, как гнус к оленям в летнюю пору?
- Не сам я приехал. Меня послала сюда советская власть.
- Наплевал я на всех учителей! Уйди отсюда! Уйди! Сейчас я буду заниматься едой. Вон через тебя мясо испортилось - пролежало в котле больше, чем нужно. Эти нерпы раскрыли рты и слушают то, что и не след им слушать.
Женщины, как мыши из-под волчьих лап, бросились к котлу.
- Уйди в крайнюю ярангу. Переспи там, а завтра я поговорю с тобой.
- Может быть, ты угостишь меня кусочком вареного мяса? - спросил Ктуге.
- Уйди, уйди! Живот мой и тот ворчит на тебя, как собака на недруга.
Ктуге поднялся и вышел.
- Чья это крайняя яранга? - спросил он мальчика.
- Чомкаля. Он в стаде. Жена дома, - ответил мальчик.
Ктуге быстрей зашагал, но вдруг повернулся к нарте и, подойдя, развязал мешок, достал мясные консервы и сахар. Он дал мальчикам, крутившимся около него, по кусочку, и они, обрадованные невиданным подарком, запищали от радости.
В яранге Араро принялся за еду. И хотя непрошеный гость испортил аппетит шаману, все же он съел чуть ли не целого оленя. Араро раскраснелся, живот его заметно вздулся. Он ползком полез в теплую часть жилья. Долго он катался на шкурах, словно помогая пищеварению. Наконец донесся его тихий голос:
- Чаю.
Чайники были уже готовы, и две женщины нырнули к Араро поить его.
* * *
Утро было мрачное. Падала изморозь. Люди стойбища и даже дети косо посматривали на своего соплеменника-пришельца Ктуге. Никто не решался с ним разговаривать. И когда в стойбище вбежал Чомкаль сменить обувь, то и он с руганью набросился на Ктуге.
- Ты зачем спал в моей яранге?
- Араро велел мне спать здесь.
- А-а! - просиял от радости Чомкаль. - Тогда хорошо. Живи в моей яранге. То, что ты нам дал, мы всю ночь смотрели. Все спички пожгли. Жалко спички. Теперь не даст нам Араро.
- Спички? Я спичек дам тебе десять коробков. Бери, бери. Я правду тебе говорю. Я напишу записку на культбазу, и мне хоть ящик их пришлют.
- Такой богатый ты? - и Чомкаль схватил пачку спичек, любуясь ими, как самым драгоценным подарком.
- Эгей! - послышался голос снаружи. - Гостя зовет к себе Араро.
Чомкаль прищелкнул языком, подмигнул жене и сказал:
- Вот какой гость у тебя ночевал. Сам Араро зовет его к себе.
- Вчера ругались они... - прошептала жена Чомкаля.
- Не ври... болтунья. Он тебе язык отрежет. Видишь, зовет к себе, а ты... "ругались"!
Когда Ктуге вошел к Араро, тот голый сидел на шкурах.
- Хе-хе-хе, Ульвургынин племянничек, - сказал он вошедшему Ктуге. - Ты безумец, если осмеливаешься без боязни разговаривать со мной.
- Я могу с тобой не говорить. Я приехал учить пастушьих детей грамоте. Мне с тобой не о чем говорить.
- Что ты сказал? Хе-хе-хе! Мне забавно будет поиграть с тобой, как с мышонком. Ты к кому приехал? И тебе никто не сказал, что я здесь хозяин?
- Говорили. Только слова пролетели мимо ушей, как ветер.
- Ай-ай-ай! Какой ты шутник! - И, оскалив зубы, шаман добавил: - Я скажу одно слово, только одно слово - и никто на тебя глазом не будет смотреть, никто тебя не пустит переспать даже в самую худшую ярангу. Ты будешь мерзнуть, как дохлый волчонок.
Ктуге молча выслушивал шамана, взвешивал обстановку и решил изменить тон разговора с ним.
- Зачем ты будешь морозить меня? Правда, я не такой богатый, как ты, но я ведь родился тоже на этой земле. Я ведь человек, а не зверь. Я не сын волка, я - сын Омкая.
- Хе-хе-хе, - довольно засмеялся шаман. - Ночью я думал о тебе. Я решил: ладно, учи. Я посмотрю, как ты будешь учить. А не то - тебя быстро свезут на берег.
- Хорошо. Я затем и приехал.
- Не-не-не. Меня сначала одного учи. Я посмотрю: нужно ли это оленным людям?
- Рик считает, что нужно.
- Наплевал я на ваш рик. Я к нему не езжу, и ко мне он пусть не приезжает. Ступай неси, что привез с собой.
Ктуге сходил за букварем, и когда он сидел уже с книгой у шамана, по всему стойбищу разнеслась совсем необычная новость: сам Араро начал учиться!
Какой-то мальчишка опрометью бросился бежать в стадо к пастухам, чтобы сообщить об этом и им.
Пастухи обрадовались и с еще большей охотой, теперь уже без боязни, стали рассматривать картинки в букварях.
Ктуге показывал шаману букварь, листал страницы и читал текст написанного.
- Постой, достой! Этот разговор сделан по-чукотски?
- Да, - ответил Ктуге.
- А кем он сделан? Где ты видишь этот разговор?
- Вот эти червячки - буквы. Из них состоит разговор.
- Постой, постой! Это как след на снегу от прошедшего стада оленей, смотри, сколько натоптано. Женщины! - крикнул Араро. - Принесите еще свечей. Устройте яркий свет для важного дела.
Он молча ждал свечей и, когда они загорелись, опять склонился над букварем.
- Вот теперь видно хорошо. Да, это след большого стада. Ну, поговори еще по этим следам.
Ктуге продолжал читать.
- Остановись! Кто этот разговор сделал?
- Старик один в Ленинграде.
- Чей старик? Русский?
- Да, русский.
- А слышал ли ты хоть от одного русского наш правильный разговор? Как мог сделать такие правильные слова русский старик? Не мог он сделать!
- Так вот же - сделал.
- Нет! Не он это сделал. Если учить наш народ, надо разговор делать самим, в горах. И не на этой рвущейся бумаге, а на оленьей шкуре. Пусть наш старик из оленеводов сделает такой разговор. Ты слыхал про Тынневиля? Он тоже в Анадырских горах сделал разговор свой. Этот человек хотя и наш, но бродяга, он нищий. Его разговор мне тоже не нужен*. Я сам найду старика и скажу, чтобы он сделал разговор такой, какой нам нужен. Я ему дам за эту работу одного оленя целиком. А такого ученья нам не надо. И про Ленина не надо. Ленин происходит от луны.
[Здесь речь идет о действительном изобретателе иероглифической письменности - пастухе чукче Тынневиле. Тынневиль привлек внимание советских ученых. Без всякого влияния со стороны он создал множество иероглифов и этой письменности обучил своего сына. О нем были помещены научные статьи в журналах "Язык и письменность" и "Советская этнография".
Я встречал чукчу Тынневиля. Он охотно объяснял свои иероглифы каждому, кто бы ни пожелал с ними познакомиться. Но так как иероглифы малодоступны для широких масс, то, кроме сына, Тынневиль никого не обучил. Весь его многолетний труд по созданию этой своеобразной письменности представляет исключительно любопытное явление, не имеющее, однако, практического значения. Кроме того, этот факт свидетельствует о начавшихся в советское время больших культурных сдвигах на Чукотке. (Примечание автора.)]