В конце семидесятых годов в Номе, на Малом Диомиде и на острове Святого Лаврентия побывал чукча-журналист из Улика. Его принимали подчеркнуто дружелюбно, и даже в местных газетах называли «первой птицей новой весны в отношениях между коренными жителями Аляски и Чукотского полуострова», но некоторое подозрение к нему все же было: официальные советские власти редко кому из своих сограждан давали такую свободу передвижения и общения с иностранцами. После его отъезда и появления его статьи в престижном американском журнале «Нейшнел джеографик», о жизни малых народов Севера от Чукотки до Кольского полуострова, особого потепления между двумя великими державами не наступило. Возможно, главной причиной этому было начавшееся вторжение советских войск в Афганистан.
— Провозглашенное новым лидером Советского Союза Михаилом Горбачевым новое мышление в отношениях между Востоком и Западом должны ощутить на себе аборигены Берингова пролива, почти полвека оторванные друг от друга. А ведь у многих из них — родственники на том берегу, — сказал в заключение своей лекции доктор Кронгауз.
— Мой дед был торговцем в селении Кэнискун, на Тихоокеанском побережье Чукотского полуострова, а бабушка происходила из эскимосского селения Нувукан на мысе Дежнева, ее девичье имя было Кагак. — представился Роберт Карпентер Майклу Кронгаузу.
— Я об этом знаю, — кивнул профессор. — Многие знаменитые путешественники конца прошлого и начала нынешнего века, включая Амундсена и Стефанссона, оставили много добрых упоминаний о нем в своих путевых дневниках, чего не скажешь о советских писателях. А вы знаете что-нибудь о жизни вашего деда на Чукотке?
Роберт Карпентер ответил не сразу.
— Я родился в Номе, — начал он издалека. — Но с детства я много слышал от своей бабушки Кагак-Элизабет о маленьком, всего лишь в четыре яранги, Кэнискуне, где стояла лавка нашего деда. И это так запало мне в душу, что мне кажется, моя настоящая родина — Кэнискун и Нувукан.
— Кэнискуна и Нувукана давно нет. — сказал Майкл Кронгауз. — Всех эскимосов выселили в конце пятидесятых годов сначала в чукотское селение Нунакмун в створе залива Святого Лаврентия, а потом в районный центр Кытрын. Официальная причина была в том, что на крутом склоне, где стояли жилища — нынлю, невозможно строить деревянные дома. Хотя до этого построили школу, маяк и полярную станцию. Но это была отговорка. Главная причина заключалась в том, что нувуканцы состояли в близком родстве с жителями острова Малый Диомид. В Иналике жили их братья, сестры, деды и бабушки. Русские пограничники не без основания предполагали, что нувуканцы тайком встречаются со своими родичами во время моржовой охоты в Беринговом проливе. Нувуканские эскимосы, привыкшие жить тесной, однородной общиной, не ужились среди чукчей. Они могли быть добрыми соседями, но делить одно кладбище, святилища, морской берег… Этого не учли советские бюрократы. Они никак не могли понять, как могут быть несчастливыми люди, которым бесплатно предоставили новенькие деревянные дома, мебель, ссуды на обзаведение… А большевикам было невдомек, что они уничтожили уникальную этническую группу, последний живой мостик, который соединял коренных жителей Восточного и Западного полушарий. Часть нувуканцев потом переселилась в Улак, все-таки ближе к покинутой родине, часть в районный центр Кытрын, где гордые морские охотники, китобои занимались чисткой общественных туалетов, всякими подсобными работами и потихоньку спивались. Единственное, на чем держалась общность нувуканцев — это бережное отношение к песням и танцам, и за это надо низко поклониться Маргарите Глухих, уже покойному Нутетеину, который стоял у истоков ныне довольно известного государственного чукотско-эскимосского ансамбля «Эргырон» У вас, кроме ностальгических, есть какие-нибудь интересы на Чукотке?
— У меня есть идея установить мониторинг миграции крупных морских млекопитающих через Берингов пролив. — Ответ Роберта Карпентера прозвучал слишком уж официально, и он смущенно добавил: — Ну, и хотелось найти кого-нибудь из дальних родственников.
— «Маккинли» планирует заходы в Улак и бухту Кытрын, — сообщил Майкл Кронгауз.