— Как можно жить в таком государстве?
Вопрос был скорее риторический, но Меленский все же попытался на него ответить.
— Приходится… Сейчас есть хотя бы надежда, что в прогнозируемом будущем мы все же будем жить в правовом государстве.
— Но жить надо сегодня! — с болью произнес Роберт. — Сегодня у вас умирают люди, их убивают на улицах, на лестничных площадках, расстреливают в автомобилях… И ни одно, ни одно преступление не раскрыто! Ни одного показательного процесса. Что же это у вас делается? Неужели ваши государственные деятели, политики не понимают, куда катится ваша страна? Порой мне кажется, что при большевиках-коммунистах у вас было больше порядка.
Меленский слушал Роберта, и у самого было горько и противно на душе. Когда он попытался поговорить с начальником районного отдела милиции, тот горой встал за Гизатуллина и заявил, что дежурный милиционер действовал строго по инструкции.
— Если мы будем влезать в каждую семейную ссору, — многозначительно произнес начальник милиции, — то нам и работать будет некогда.
Меленский хотел было спросить, в чем же состоит главная работа милиции в районном центре, но понял, что это бессмысленно. Этот человек с майорскими погонами, уже пожилой, болезненно располневший от неподвижной жизни, только и думал о том, как бы, не очень утруждая себя, дожить до пенсионного возраста, получить квартиру в Рязани или Туле, в целости и сохранности довезти контейнер с домашними вещами до места окончательного, последнего своего пристанища. Он приехал сюда, на самый край земли, терпел суровый климат и разные житейские неудобства только для этого и больше ни для чего. И все разговоры об охране порядка и искоренении преступности — это все на втором месте. А тут это дурацкое убийство, да еще отягощенное международным скандалом.
Николая Зотова арестовали и посадили в тюрьму, небольшую избушку на краю районного центра, обложенную тундровым дерном, с зарешеченными, как полагается, маленькими окошками. Обычно в этом исправительном заведении держали местных — подравшихся по пьянке, хулиганов. Белый человек здесь был редким гостем. Теперь надо ждать комиссию из округа, следователей, выступать на суде…
— Гизатуллин действовал строго по инструкции, — еще раз повторил начальник милиции, всем своим видом показывая, что не намерен дальше обсуждать с Меленским этот вопрос.
Роберт Карпентер успел на похороны. В предвесеннее время, когда дневной свет прибавлялся, погода неделями держалась ясной и тихой. И тем более горько было провожать в последний путь человека и опускать в промерзшую землю гроб.
Меленский как мог утешал Роберта Карпентера. Даже сказал ему, что хорошая погода в день последнего прощания значит, что умерший не держит зла на оставшихся в живых.
Но все эти слова не освобождали от оцепенения Роберта Карпентера.
Кроме горя и чувства невозвратной потери он испытывал жалость к этим людям, лишенным всякой защиты от произвола и грубой силы. Как они могут так жить? Как может существовать общество, в котором правит закон сильного? Что это за государство — Россия, и государство ли это?
Ему вспомнились увиденные по CNN танки на улицах Москвы, расстрел парламента, Ельцина на танке, отдававшего приказ открыть огонь по белому административному зданию на берегу Москвы-реки, голос вице-президента Руцкого, призывавшего военных летчиков разбомбить Кремль.
Чего уж тут удивляться, если беззаконие в этой стране происходит на таком высоком уровне?
— Меня поражает бездействие ваших граждан, — грустно произнес Роберт Карпентер. — Какая-то тупая покорность обстоятельствам. Я еще могу понять местных жителей, которых на протяжении нескольких десятилетий кормили обещаниями о скором приходе счастливой жизни, коммунизма. Мне помнится, как Никита Хрущев даже определил срок наступления этого счастья — восьмидесятые годы. Ты знаешь, часть американского общества была всерьез обеспокоена: а вдруг и впрямь получится? Я знаю, что чукчам и эскимосам вдалбливалась мысль о том, что их соплеменники влачат жалкую жизнь в Америке, они мрут от голода и алкоголизма. Я не хочу идеализировать Америку, но это была гнусная ложь. Если бы это было так и эскимосское общество было действительно подавлено, то откуда взялись силы и люди, чтобы законным образом получить долю в прибылях, когда была открыта нефть на арктическом берегу Аляски?