Можно без конца сравнивать испанскую, итальянскую, французскую, венецианскую, генуэзскую, неаполитанскую, сицилийскую... фехтовальные школы. Общая европейская закономерность выглядит так.
Всё "высокое" и "позднее" средневековье "романцы" вытесняют "каролингов". Периодически отступая перед разными цвайхандерами, клейморами и фламбергами. Трансформируясь в шпаги ("костюмный меч" - облегчённый, прогулочный вариант). Торжество "романцев" и их потомков к XVIII в. становится всеобщим. И... заканчивается.
К концу XVIII века сабля вытесняет прямоклинковые шпаги и палаши. Образец - венгерские сабли с довольно сильно изогнутым клинком, больше приспособленным для удара, чем для укола. Образовались два "фехтовальных" лагеря: сторонников удара (Австрия, Британия, Пруссия) и сторонников укола (Франция).
Эффективность проверили наполеоновские войны.
Ш.Паркин, конный егерь французской Императорской гвардии в начале XIX века об англичанах (сабли французов и англичан похожи):
"...мы всегда кололи острием наших сабель, тогда как они всегда рубили своими клинками шириной в 3 дюйма. Поэтому из их каждых 20 ударов девятнадцать проходили мимо. Однако, если лезвие находило цель хотя бы один раз, то это был ужасный удар. Было непривычно видеть руку, чисто отрубленную от тела".
Сходные по геометрии клинки. Используют совершенно по-разному.
В битве при Ватерлоо сабля разрубила шлем кирасира вместе с головой его владельца "так чисто, как будто рубилась дыня". Эффект, произведённый ударом на осматривающих результат, усилился от того, что его нанёс умирающий драгун, который был заколот за секунду до этого хозяином шлема.
Кирасир - колет, драгун, уже заколотый - рубит, оба - мертвы.
Какой удар лучше?
"... русские кирасиры молча, и потому особенно страшно, рубили наотмашь пехоту противника".
"Молчать" кирасир обязан - в строю, как в церкви, не балаболят. В бою - особенно: не услышит команды командира. Пехота может подбадривать себя криком "ура!" в момент броска в атаке. Когда строй уже потерян, а бой ещё не начался. В самой драке орут только гражданские мужички, не строевые.
Ещё: "рубить" и "наотмашь" - кирасир не может.
Палаш французского кирасира: "эффективный удар практически невозможен - два дола, дающие мощное ребро по середине клинка, давали еще и крутые спуски, угол сведения которых был слишком велик для рубки".
Петербургский ополченец Рафаил Зотов о бое под Полоцком 6 октября 1812 г. (столкнулся с французскими кирасирами):
"С первых двух ударов палашами по голове я, однако, не упал, а невинной своей шпагой оборонялся, и помню, что одного ранил по ляжке, а другого ткнул острием в бок; не знаю, кто из них наградил меня за это пистолетным выстрелом, потом другим, но один вскользь попал мне в шею, а другой - в ногу. Тут я упал, и тогда-то удары и ругательства посыпались на меня как дождь. На мне был сюртук, мундир и фуфайка, а сверх всего еще ранец. Все это было изрублено как в шинкованную капусту, и изо всех ударов только два еще по голове были сильны, один в руку самый незначащий, и один с лошади ткнул меня в спину острием палаша. Все прочие удары даже не пробили моей одежды".
Кирасиры, толпой, "страшно, наотмашь" рубят одинокого пехотинца... "удары даже не пробили моей одежды".
Кавалерийские стычки на длинноклинковом оружии показали бСльшую эффективность укола.
Польский улан Д. Хлаповский (1809 г.):
"полк [французских] кирасир после атаки завязал рукопашную схватку с венгерскими гусарами. Я был удивлен, увидев, когда венгры отступили, что их мертвых тел лежало гораздо больше, чем французских. Основной причиной было то, что венгры рубили саблями, а французы кололи".
Укол, при прочих равных условиях, всегда короче, чем удар. Чтобы нанести смертельное поражение точным уколом, достаточно углубиться в тело на 18 см, рубящий удар требует гораздо больших усилий.
Французский полковник-легкокавалерист де Брак:
"смертельные удары - это уколы, другие же только ранят. Колите, колите, как можно больше! Всякий уколотый вами будет сброшен на землю; те же, которые избегнут ваших ударов, будут все-таки устрашены ими, и кроме того, они дают вам то преимущество, что сами вы никогда не открываетесь и всегда готовы к отбиву".
Сравнение укола и удара дискутировали весь XIX век. Сторонники удара приводили массу аргументов, начиная от опасности остаться без оружия или травмировать руку при слишком глубоком уколе (случалось), кончая психологической предрасположенностью человека к удару. Дискуссия мало повлияла на практику: все кавалерии Европы к второй половине XIX века отказались от сильно изогнутых клинков в пользу слабоизогнутых. К уколу приспосабливают рукоять: черен приобретал анатомические качества, на спинке клинка появилась площадка под вытянутый для более эффективного укола большой палец. К концу XIX века большинство образцов длинноклинкового оружия снова превратилось в кавалерийские шпаги с сугубо факультативной возможностью рубящего удара.