Расстраивало его общее положение. В наличии несколько выживших, крепкие, с оружием, организованы, могли бы жить дальше. И даже мутанту его участь не грозила немедленно. Вместо этого их чёрт понёс убивать случайного путника. И ладно бы, хотели ограбить, отнять жизненно важные ресурсы, так нет, просто напали и попытались убить. Зачем? Ведь земля опустела, всего навалом. Вопрос этот не давал покоя. Ответ на него потихоньку зрел, но сам Артём гнал его от себя.
Ответ был логичным, но ему он не нравился. Не нравился потому, что, смирившись с такой установкой, он превратится в лейтенанта Бугаёва, который жив и где-то путешествует, но при этом морально уже умер.
Человечество обречено – свербел противный червь в мозгу. А те, кому повезло (или не повезло) пережить страшную эпидемию, пустились во все тяжкие, словно нарочно приближая свою гибель. Сгорел сарай – гори и хата. Идиотская мысль, но отчего-то сейчас она казалась правильной. А когда он окончательно в этом убедится, тогда и самому станет незачем жить. Что толку? Остаться последним человеком на земле. Состариться и умереть в одиночестве? Можно даже перебраться на какой-нибудь тропический остров, где нет нужды добывать пищу и одежду. Или наоборот, занять царские апартаменты в каком-нибудь отеле. Или купаться в золоте, ставшем просто металлом, пить дорогие вина и коньяки вплоть до цирроза печени, или упарываться наркотой с тем же результатом.
Мир обречён. И дело не в тектонических подвижках, страшной чуме или нашествии других разумных рас. Всё это лишь факторы. Чтобы спасти себя остаткам человечества требовалась только воля к жизни. А воля эта…
На душе стало настолько погано, что Артём погладил рукоять пистолета. Прапорщик, простреливший себе голову, был, в целом, прав. Но ему ещё рано. Артём резко встал и отправился перебирать запасы. Бутылка нашлась быстро. Отвинтив пробку, он начал пить из горла, выхлебав зараз граммов триста. Отдышавшись, сплюнул горькую слюну и присел. Водка, так лихо проглоченная, немедленно попросилась назад, но усилием воли получилось её удержать в теле. Скоро подействовало. Мрачные мысли стали отступать, он вытащил пистолет и, вместо того, чтобы приставлять его к виску, вынул магазин и принялся вставлять недостающие патроны.
- Отставить панику, - громко и твёрдо сказал он сам себе. – Два военных и не пойми кто из деревни – это ещё не весь мир.
В самом деле. Мир огромный. Что там Фокин писал? Менее одного процента. Сколько людей было? Восемь миллиардов. Один процент – это восемьдесят миллионов. Пусть половина погибла от несчастных случаев, убита непонятными чёрными существами или, как эти несколько идиотов, застрелены людьми. Осталось ещё сорок. Этого количества достаточно, чтобы человечество не погибло. Оклемаются постепенно, придут в себя, пусть даже слегка одичают, но снова расплодятся на руинах старого мира. Поначалу им помогут оставшиеся блага в виде лекарств и патронов, а потом они, ещё более одичав, просто будут перекрывать большую смертность ещё большей рождаемостью. Да и не погибнут бесследно все знания, кое-что останется, и это позволит скатиться не в каменный век, а всего-навсего в девятнадцатый, пусть и в самое его начало.
Водка изрядно ударила его по мозгам. Но оставаться здесь в окружении трупов, которые лень было закапывать, он не собирался, поедет дальше, и будет колесить до тех пор, пока не найдёт полноценное поселение. В идеале, тот самый центр на Урале, если, конечно, он ещё существует.
Минут через тридцать он уже покинул пределы негостеприимного населённого пункта. Нужно ехать дальше, если надо, объедет весь земной шар, покуда будет возможность находить горючее. Дальше пойдёт пешком, но не сдастся никогда.
Глава десятая
Следующие два дня ничем не запомнились, кроме того, что он постоянно ехал, стараясь держаться больших дорог. Широкая асфальтированная трасса, любая, когда-нибудь куда-нибудь обязательно приведёт. А ещё на ней есть указатели населённых пунктов и направлений, каковые можно попытаться привести в соответствие с картой.
Последнее получалось плохо. Поверхность земли сдвинулась, повернулась боком и, кажется, была расклинена вставками новой поверхности. Это бросалось в глаза, когда сплошная лента неплохого асфальта прерывалась участком травянистой степи километра на три, а следом опять начиналась дорога.
В одном месте попались люди. Или не совсем люди. То, что лейтенант рассказывал о неких чёрных, заставляло его внимательнее всматриваться в каждого встреченного гуманоида. Эти чёрными не были. Но и обычными людьми их не назвать. Длинный караван, большая часть пешие, численность не подсчитать, но народа явно много, хвост колонны уходит далеко за горизонт.