И наконец Надоеда сумел подметить движение. Легкое, как подергивание нити у паука в паутине.
Слабенький сквозняк едва ощутимо шевелил дверцу Рауфова вольера.
Надоеда опустился на все четыре лапы. Немного помедлил, напрягая обоняние и слух, ища признаки близкого присутствия человека за пределами вивария. Затем он принялся теребить неплотно прилегавшую сетку между вольерами и довольно быстро сумел приподнять ее настолько, чтобы просунуть в смежную клетку сперва мордочку, а потом и всю голову. Торчащие концы проволоки расцарапали терьеру плечи и спину, но он не обращал на это внимания, усердно расширяя дыру. И наконец его усилия увенчались успехом — он вылез в соседний вольер, отделавшись узкой ссадиной на крупе.
Оказавшись на той стороне, Надоеда тотчас побежал к будке.
— Рауф! Рауф, давай просыпайся! Человек-пахнущий-табаком оставил мою голову нараспашку. Я сейчас объясню…
Мгновением позже его снесло с ног — Рауф прыжком вылетел наружу и сразу бросился к дверце. Мощные челюсти рванули и сотрясли проволочную сетку, и небрежно задвинутый шпингалет (который Тайсон, отвлекшись на оклик приятеля, второпях не задвинул до конца) с лязгом выскочил из проушины. Рауф же шарахнулся прочь, тараща глаза, точно его разбудили посреди очень скверного сна.
— Что?.. — спросил он затем. — Человек-пахнущий-табаком?.. Или те, в белых халатах?.. Нет, только не они, ведь еще совсем темно, правда? Еще не время лезть в воду, нет, только не вода, я драться буду, правда, я их укушу, я их порву, я их… р-р-р-р… — Тут он замолчал и с удивлением оглянулся на Надоеду. — Эй, а ты-то здесь как оказался?
— Оказался… показался… сетку поддел, всего-то делов. А знаешь, через два участка от нас жила престарелая дама, так у нее в двери была специальная дверца для кошек. Захотят — войдут, захотят — выйдут, так и шастали днем и ночью. Но попробовали бы они заглянуть ко мне в садик, уж я-то их бы…
— Надоеда, у тебя кровь течет!
— Рауф, лунный свет, дверь… Я же тебе сказать шел — у меня в голове запиралка выскочила, и все нараспашку. А человек-пахнущий-табаком и не заметил. Ну как объяснить, чтобы ты понял? Дверь была как стена. А теперь она как одна сплошная дырка. Ой! Голова болит!..
Надоеда вдруг сел и принялся ожесточенно скрести «шапочку», но она была сделана крепко и не поддавалась когтям.
Рауф хмуро смотрел на него при свете луны, но помалкивал.
— Моя голова, — пробормотал наконец фокстерьер. — Человек-пахнущий-табаком поджег ее своими спичками. Чувствуешь, воняет паленым?
— Это когда же он?
— А все пока я спал. Белые халаты положили меня на стеклянный стол, и там я заснул… Мухи что-то разлетались сегодня, прямо удержу нет. Это из-за жары, даже в саду дышать нечем… Пойду-ка я спать. Но, Рауф, если вдруг появится грузовик…
Надоеда зевнул и улегся на пол.
Рауф, поднявшись, начал обнюхивать фокстерьера и лизать его мордочку. Удивительное дело, но Надоеде словно поднесли нюхательную соль — прикосновение и запах друга тотчас вернули пса к реальности.
— Сетка качается! — сказал он, резко вскидываясь и садясь. — Дверь, Рауф! Дверь! Вот зачем я к тебе пролез! У тебя в вольере дверь не закрыта!
Эльзасец прекратил выть. Некоторое время единственным звуком в виварии был редкий стук капель, срывавшихся из водопроводного крана и падавших на выпуклое дно перевернутого ведра под ним.
— Мы можем выйти в эту дверь, Рауф!
— А зачем?
— Рауф, но нам, может, удастся отсюда выбраться!
— Они все равно поймают нас и притащат обратно. Собаки должны слушаться людей. У меня никогда не было хозяина, но я все равно…
— Рауф, вспомни свои мучения! Все, что ты перенес!
— Все собаки рождаются на мучение. Этот мир вообще скверное место для животных.
— Рауф, мы им ничем не обязаны! Мы им ничего не должны! Они нам не хозяева!
— Но природа собаки… законы нашего племени…
— Дерьмо небесное, дай мне терпения! — рассердился Надоеда. — Меня уже обнюхивает псина с раскаленным докрасна носом! Грузовик, сюда едет грузовик!.. — Зашатавшись, пес свалился в солому, но тотчас поднялся. — Рауф, нам надо бежать! Нам обоим! Наружу! За дверь!
— Там, за дверью, нас может ждать еще что похуже, — пробормотал Рауф, вглядываясь в сумерки бетонного застенка.
Надоеда конвульсивно стискивал челюсти. Ему требовалось отчаянное усилие, чтобы заставить покалеченный разум соображать в заданном направлении.