Где-то вдалеке раздался шорох. Ванесса повернула голову резко, так что ее волосы, увлекаемые движением, пролетели по воздуху. Нужно собрать в хвост, подумала она, иначе могут завестись блохи или вши. Может, крестьяне спокойно относятся к сотням кровососущих насекомых в их волосах, но она - нет.
- Может, птица. Или какой мелкий ночной хищник. - Ответила шепотом Ванесса на свой же вопрос, кто там шуршал в зарослях. Описание "мелкий ночной хищник" напомнило ей ежика. Она невольно улыбнулась сквозь слезы, вспомнив, как пыталась ловить ежиков, чтобы принести одного домой и оставить в качестве домашнего любимца. И как отец отчитывал ее с улыбкой во взгляде. Странно, но воспоминания об отце больше не причиняли ей сильной боли, осталась только слабая. И грусть. Грусть была очень сильной, казалось, это она болезненно стучала у нее в груди вместо сердца, заставляла кровь замирать между ударами, делала жизнь почти невыносимой.
Раздался громкий сухой треск. Как будто кто-то наступил на камень, а тот раскололся под сапогом. Звук донесся со стороны правой лестницы.
Тут Ванессе уже стало не по себе. Найти это место точно не мог никто из людей, никто из крестьян никогда не заходил за храм. Они ведь считали, что святость храма удерживает всю окрестную нечисть как крепостные стены, и за храмом ее целые полчища. Никто из крестьян не пойдет по тропе, даже если найдет ее. Вдруг это кто-то из той самой нечисти? Эта мысль, которая вызвала бы у спокойной Ванессы только смех, не казалась испуганной Ванессе такой уж нереальной. Даже очень реальной. Настолько, что на лестнице уже можно было различить отдельные шаги.
Прежде чем Ванесса успела подумать про окружавшую храм нечисть, прежних жителей сада и всех Бессмертных, из темноты показалась фигура. Черная, бесформенная, медленно плывущая в ночи, подобно тени. Существо уже стояло на последней ступени лестницы, лишенное определенных очертаний тела, сгорбленное, глядящее прямо на нее. Она видела белое, лишенное рта и носа лицо существа с двумя абсолютно круглыми, горящими диким огнем глазами. Испугаться она не успела. Разве что совсем чуть-чуть.
- Ванесса! - Раздался знакомый голос.
- Ф-филипп?
- Как видите. - Ответила фигура сердитым тоном. Кажется сердитым. В нем было куда больше облегчения, чем злости.
- Что вы здесь делаете?
Фигура вышла из тени деревьев, укрывавших лестницу, на светлый мрамор, под лучи месяца. Только тогда Ванесса полностью убедилась в том, что перед ней лекарь. А для Филиппа, видимо, темнота вовсе не была серьезным неудобством.
- Я вас ищу, вот что я делаю! И это я у вас должен спрашивать, что вы тут делаете. В совершенно разрушенном месте, древнем, как кости мира, сидите на подозрительном балконе, на бортике, на краю пятиметровой пропасти. Слезайте немедленно!
- Искали, нашли. Довольны? - Холодно ответила девушка. Она всеми силами старалась, чтобы в ее голосе не прозвучала обида. За то, что он первым ее нашел, застал врасплох в момент, когда не надо было. И за то, что он говорил с ней тоном родителя, уличившего в шалости серьезно набедокурившего ребенка.
Филипп подошел ближе. Ванесса разглядела на нем отдельные прихваченные из зарослей листочки, кое-где плащ был поцарапан ветками, местами испачкан.
- Нет. Слезайте.
Ванесса слезла, недовольно выдохнув. Она облокотилась о толстый бортик, на котором сидела без малейших опасений сорваться, вызывающе и презрительно посмотрела на лекаря, нарочито гордо и по-кошачьи выгнув ноющую спину, стараясь подловить его на том, на чем попадаются все мужчины. Попытка спровоцировать его и получить обоснованный повод для ненависти не удалась. Филипп на нее даже не посмотрел, хоть он и стоял к ней почти вплотную. И Ванесса как-то сразу поняла, что дело вовсе не в затаенной обиде или злобе, а в гораздо более человечных чувствах. Одного взгляда на лекаря ей хватило, чтобы это увидеть, понять, что он хочет сказать о многом, но не позволяет себе этого.
Он тоже оперся руками о бортик и глядел на ночной сад, в его внешнем виде не было ни малейших признаков раздражения, злости, нездорового напряжения и других признаков близкой ссоры. Казалось, он искал Ванессу и это место не для того, чтобы устроить ей взбучку, а чтобы отдохнуть, расслабиться после пережитых дневных кошмаров. Даже его дыхания не было слышно.
Еще с минуту лекарь молча стоял рядом, так что Ванесса успела привыкнуть к его молчанию. Поэтому она чуть вздрогнула, когда раздался его голос.
- Почему ты сбежала?
Девушка еле заметно поморщилась. Видимо, в ее голосе все же промелькнула тень обиды, и довольно заметная. Больше всего ей хотелось дальше так стоять, смотреть на сад и делать вид, что Филиппа рядом нет. И она стояла и делала такой вид, стараясь обращать на него как можно меньше внимания. Тем не менее, Ванесса ему ответила:
- Ничего не случилось. Все в порядке.
- Врешь.
- Да, вру. - Признала она без колебаний. Ответила так же спокойно, как Филипп сказал "врешь". - Потому что не хочу об этом с вами говорить. И не буду, если у вас нет с собой клещей и раскаленных иголок.
- Мы с Нилом искали тебя целый день. - Говорил он почти укоризненно. С невероятной усталостью в голосе. - Из-за твоей выходки у парня будет разрыв сердца в тридцать два года.
- Да плевать мне на него. - Ответила она внешне спокойно, с легкой тенью брезгливости в голосе. Однако внутри у Ванессы все сжалось и ей захотелось закричать: "Неправда!" Разумеется, она не закричала.
- Ну, допустим. Зачем ты тогда убежала из дома?
- А сам-то как думаешь? Может, потому, что там этим днем умер мой отец, последний дорогой мне человек? Умер почти у меня на руках, и я ничего не смогла с этим сделать... Я убежала от смерти, которая теперь в моем доме, и еще от тебя подальше. Чтобы ты не пришел и не... Не начал...
Филипп долгое время просто стоял рядом, молчал. Смотрел на мраморный сад, ожидая, пока Ванесса успокоит свой дрожащий голос. Надобности завершать фразу не было, он и так все понял. Только что она подтвердила его опасения. Наконец, Филипп услышал, как ее дыхание снова стало ровным, и решился.
- Солт назначил меня твоим опекуном в случае своей смерти. Твой отец просил тебя только подумать об этом.
- Знаю.
- Ты знаешь, что я приму тебя в любой момент, как только ты скажешь. И если ты откажешься и предпочтешь жить одной, я пойму. Выбор всегда за тобой. У тебя все-таки есть дом, свои аппараты, книги, свое хозяйство, работа. К тому же, ты вполне самодостаточна. Три года жила одна, пока отец был на войне по другую сторону моря. Я просто хочу узнать, не нужна ли тебе помощь в чем-то... Все-таки после такой утраты тяжело быть одной.
- Ты мне не нужен. Правда. Все в порядке.
- Понимаю. Но, в любом случае... Если вдруг пожар... Ты знаешь. Мне только сегодня выдали дом далеко от поселения, в котором тебе найдется отдельная комната.
- То есть? - Ванесса удивленно повернула голову. - Кто выдал дом?
- Мартин выдал. Дом лесоруба, который скончался несколько лет назад.
- И каким образом священник выдал алхимику дом? - Она недоверчиво прищурилась.
- Вот.
Филипп вытащил из внутреннего кармана плаща свернутый пергамент и протянул Ванессе. Та не сразу решилась его принять и развернуть. Он увидела стройные ряды литер и подпись внизу.
- Высочайшим указом повелеваю... Предоставить все требуемые удобства и защиту... Что это?
- Королевская милость. Вот подпись короля снизу.
- Откуда она у вас? Отец говорил, ее король выдает только особенно доверенным лицам.
- У меня были два часа, лист пергамента и чернила.
- Вы... Подделали королевскую грамоту?
- Увы. У меня есть настоящая, но монарх запретил мне ее брать с собой. Сказал, что уж там она мне точно не понадобится, и нечего возить такие документы в деревню на другой конец мира.
- Но зачем? Это же преступление против Короны, измена! Ради чего?
- Я пообещал вашему отцу, что с его дочерью ничего не случится. Так что и ради него, и ради вас. Вы же знаете, Церковь не любит алхимиков. А единственный человек, который мог предоставить нам с вами законную и реальную защиту, был ваш покойный отец.