Боже ласковый! А облака-то, облака! Пенятся тебе что густые сливки взбитые! До чего ж аппетитны, Господи! Так бы и слизнул языком: нет терпения! Эдакое сладостное великолепие! И небе, стыдливо-румяное небушко, проглядывает сквозь эту пену пышную! А вон и красная ягодка – сладенькое липенькое солнышко… Ах… Катя наша слюну сглотнула, головенкой мотнула, выдохнула. Матвей Иваныч робко сжал ручку девицы.
– О чём Вы думаете, Катенька, о чём мечтаете… таете?.. – и в самые зрачки ей заглядывает! Катя зарделась, потупилась, подняла глаза на Матвея Иваныча – и точно ждёт-пождёт чего: знает, случиться что должно – и ждёт…
– А я хочу, – Катино личико запрокинулось, – окунуться в невесомый пух облака, зажмуриться от сладости, долго-долго нежиться! А после, облачённая этою воздушной пелериною, полететь по небу: большая птица белая, белая неведомая странница, птица-пилигримка милая! А никто-то и не догадывается, что не птица то, не облако… и не девица… А после, накружившись всласть, сесть на землю: вся светлая, вся в облачинках невидимых…
Ах ты Катя-Катюша – мечтательница…
– Смотрите, вот она, луна: повисла на еловой лапище, точно игрушка новогодняя! – Матвей Иванович сощурил правый глаз. – А сейчас, – он отошёл чуток, – гляньте же, безжалостные клешни обхватили бедняжечку и душат, душат её в объятиях! – кричал как ребёнок, Катю в бок толкал!
– Нет-нет! – отозвалась восторженная девушка. – Нет-нет! – и помотала головёнкою. – Луна-шалунья проглядывает сквозь лапы еловые, – глупышка облизнула губки пересохшие – вот-вот потрескаются! – точно глазное яблоко сквозь ресницы мохнатые… Ой! – остолбенела. – Смотрите же, смотрите: смола, смола – заплачет сейчас! – и, роток открыв, воззрилась на Матвея Иваныч, а тот стоит: руки на груди – ну чистый повелитель! Родимые матушки!
Поэт бо солнцу подобен: лучи исторгает неведомой смертному дланью… глаголом немолчным уста окрыляет – словес изверженья на земь посылает… и их вереницы – златы колесницы – по полю бумажному мчатся… и чтивец нечистый, вонми сим строчицам иль отврати свои очи от поэтических стрел полчищ, коими – дщерьми молневыми – песнопевец-вития велеречивый струны души ранимой надрывает – тетиву тугую отпускает… Чок-чок, коченевское, молчок…
Театр тает в Катиных глазах: тихонько уплывает, раскачиваясь на облаках пара… испарина… душно… кто-то призрачной дланью коснулся её пылающего лба… квадрига соскочила… мчится неудержимо… Царица июля Юлия вьётся змейкою золотистой… солнце в зените… глаза знойно-зелёные сузила… Злится!.. Рыжая, жарою пышет… в раж вошла… душу щемит… шепчет иссохшим большегубым ртом томные речи… вечер, скорее бы вечер… очаровал бы её, омрачил, черногривую, смуглую Юлию, власа распустил, схожи с ветвями ульма… и тлели б глаза её, угли июля…
Матвей Иваныч подхватил Катю на руки.
– Это она… – прошептала девушка.
– Кто?
– Царица июля… Она жжёт мою белую кожу, кудри превращает в солому, глаза иссушает…
– Она Вам завидует…
– Она меня презирает… Ой, она квадригою правит…
– Э-эх! Да нешто я в киятре не была, Катьша? Ты уж мене совсем за дурищу какую почитаешь!
– А в каком театре-то?
– А то ты не знаешь: большущий такой, каменнай. Да у нас и ахтриса тут жила, Фира Абрамовна. Матвей Иваныч, помнишь, небось, Фиру-то Абрамовну? Ишь ты, ровно мышь на крупу надулся: молчит! Молчи-молчи… Молчун учёный… Я с отцом ейным сидела, с покойником. А старая уже была, Фира-то Абрамовна самая, седая, полнущая! А всё кривляться надобно! Ой, страм один! Прибежит, стало, а упреет вся: так вонько от ей пахнет, прости Господи! А я как подумаю, что хтой-то ить целовать там её аль обнимать, едрит твою мать, должон… Ой, страмное рукомесло!.. Тьфу!.. – плюнула – и пошла почтенная Марфа Игнатьевна: пошла – да возвернулась, родимая. – Слышь, Катьша, мордуешься, да ишшо и в рифму… умора… – Марфа Игнатьевна, Марфа Игнатьевна!
А ширма покачнулась – да и рухнула… Марфа спросонья Игнатьевна и перекрестилась, и то, спать не дают, оглашенные, башкой, нешто, об стену бьются… А всё он, всё он: на свой норов девчонку подравнивает…
А времечко ждёт – не ждёт – тянется! А времечко бьёт по темечку! А времечко что ярмо-яремечко – впрягайся, неси своё бремечко!..