Вот оно как кувы́ркнулось-повернулось-то!
А и кто ж приютил ей, красу-т Катину?.. Где-то ж гостила она: гостьей долгожданною ль, желанною ль?.. Кто-то ж отворил ей дверь?.. Кто-то ж приветил, приголубил ей? Услащал сластями-ласками, умащал маслами елейными-благовонными? Обряжал убранствами шелко́выми-парчовыми?.. Баял байки бархатные?.. Ничего не жалел: ни жемчуга, ни злата, ни се́ребра? Чтоб сверкала она, светилась-переливалася всеми цветами радуги? А как сгинула она, хозяина радушного покинула – тот побрёл ко глубоку морю-озеру?..
А краса истосковалась вся, извелась – назад воротилася: прими меня, блудную дочь, свет мой Катеринушка!
Так и стали жить-поживать… Ох и красивая, красивая Катя-то наша! О-ох!..
Али и она, красота, скитается, по свету белу мыкается? Аль и она в глаза заглядывает – ищет пристанища? Погостит-погостит – да сызнова в путь-дороженьку?..
А Катя-то, Катя! У-ух! Лицом белая да гладкая, а уж румянец какой во всю щёку стелется: так и пышет девка, так, знаешь, жаром и обдаст! – глазища толь и выпучишь! А ладная-то вся, круглая – обомлеешь, слова не вымолвишь! А коса-то, ишь, вьюном вьётся по груди по девичьей (а уж грудь… слюни-т оботри, мил друг!)! А уж вся наливная-то что яблочко: вот будто и семечко просвечивает скрозь кожицу нежную! Наливное, румяненное яблочко – само на зуб и просится! А уж кольни ты его иголочкой – сейчас соком истечёт медвяным, сладостным! У-ух, девица, ух, добрая! И в кого ты только уродилася?
А и что же делать-то, ясная, коли зреют в тебе буковки да словечечки разные-замысловатые – вот ровно семечки-то просвечивают! – коль кольнёшь ты себя иголочкой или какой булавочкой – и сочишься-истекаешь вся прозою, да на бумагу белую на гладкую? Иль то краса твоя растекается ручьями письменными? Иль то душа твоя певучая?
Ох и тяжко тебе, девица, не расплескать себя до поры до времени! А только и где она, та пора, где время то?
Один Бог и знает, один и ведает!.. Пиш-ш-ши-и-и… пиш-ш-ши-и-и… душ-ш-шенька…
А зёрнышки зреют-зреют… а яблочко наливается-наливается… о искуш-ш-шение… зреют-зреют… истечёшь прозою – прозреешь-шь-шь… О Боже…
А уж текстушко-то для Катюшки самый что ни на есть гость желанный!
Только он, Текст-то Растекстович, всегда не сказавшись является-растекается: уж будь, мил друг, готов, не проспи, дескать…
Сейчас отпирай все засовы, все оковы – душа нараспашку! – и пир на весь мир… а пирком, как люди-то добрые сказывают, да и за свадебку… Ой, не то, не то…
Тут Катю-то мыслишка-пташка-невеличка и посети, в сети девичьи, в силки, и попади: а что дёржит-удёрживает нашу странницу бесприютную здесь, на земле? Текстушко! Один он и дёржит, да крепко так уцепился, надёжно! И то, сила ему такая дадена неведомая, силушка молодецкая, богатырская!
А только и он ить не здешний, не тутошний, текстушко-т! И он, вишь ты, как есть странник: посох у его, башмаки, небось, железные – оттого и поступь чеканная!
Ты в текст входи, ровно в дверь входи: открывай, пробегай. Да ещё словцо заветное прознай: пароль прозывается – вот словцо то, как дверцу приоткроешь, и сказывай – сейчас тебя, мил дружка, кто-то, обликом неведомый, что промеж строк обретается, перстом и поманит – ты знай не зевай, поспевай, поспешай, да всё зигзагами!
А иной и дверь будто распахнул – ан нет, в текст-то войтить не вошёл, путь-то пройти не прошёл – да ещё и сквозняк гуляет, последнее зерно, ишь, поповыветрится!
А в ке́лейке сидит да посиживает: лик сокрыла, крыла́ сложила до поры до времени – Катеринушка. В келейке сидит-посиживает до поры до времени, да пером пишет-поскрипывает: келейку изукрасит – ликует, поелику и себя уважит. А келейка та – не накликать бы беды – ну что лекарка: исцеляет целебными снадобьями, что своими белыми рученьками да выписала наша девица…
Текстушко Катьшу пуще прежнего в тиски взял: не пущает! То скиталицей скиталася – а нонече в скиту сидит, схимница, мнит себя писательницею! И коль спит, коль не спит – просыпается, да писать-писать: словечки что из рога изобилия сыплются! Поспеть бы, поспеть… то текст ткёт свои сети…
Долго ли коротко ль… долго-то сказка, бают, сказывается, да не скоро дело деется… а тут сказка ли сказывается, дело ли деется – поди разбери… тесно ли, широко ли… а только вышла наша Катя – родимая ты головушка! – как есть, вышла в мир мирской, белу свету лик свой обретённый, почитай уж забытый-затерянный, явила: при всём при честном народе! Выйти-то вышла, голубица ты наша ясная, душа сизокрылая, а только чтой-то неладно: мир-то в щёлочку глянул – да дверочку-то, калиточку-то, и захлопнул: ходют, мол, тут всякие, в окны пялятся – ступайте, дескать, в Рим свой, бо он вечный, да не человечный… Ишь как запел! А Рим меж тем пуще прежнего цветёт цветом невиданным, зреет плодом неслыханным…