– Ну будет, будет, моя ладушка! – Господи! Вскочила волхвиткою!
– Ты… простил?
– Что ты! – и улыбается, улыбкой вымученной улыбается. – Ты жизнь в меня вдохнула, Катя сказочная… – и сомкнул веки отяжелевшие. – А я… не разгадал я загадку твою…
– Какую загадку? – испугалась наша девица, потому чует: подлил Косточка в огнь разговора маслица: вставил кренделёк. А он помалкивает. – Какую загадку, Косточка?..
Глянул на неё ласково.
– Ты прости меня… Не смог я тебя обрести… хоть и сто пар башмаков износил… – засмеялся тихохонько и руками развёл беспомощно. Катины губушки дрогнули.
– А хочешь… хочешь… – залепетала она что махонькая девочка, – назови меня женой своей? – и моргает, моргает глазёнками.
– У-у, – покачал головой, погладил Катю по румяненной щёчке с ямочкой. – Иначе сказке конец… тш-ш-ш… – и ласково: – Давай спать? Я так измучился… – и отвернулся…
Нешто он сейчас засопит?.. Рванула на себя простыню, уткнулась в подушку… Вот оно как… А ведь только что целовал-миловал… Господи, а как целовал-то, как миловал! Тело её мял-то… до сих пор горит… Преступница… да она подлая, подлая! Втянула головушку бедовенную во́ плечи… Господи, стыдно, до чего ж совестно… Но она же чаяла, она чаяла, произойдёт-случится что́… не произошло… не случилось… Она жаждала, истинный крест, жаждала… Господи, как жить теперь… Не разгадал загадку… обрести не обрёл… Сто пар башмаков… Засопел-запел соловушка… И точно ничего не было, а?.. Оглянулась: нешто спит?.. Из другой сказки… да… Она его запутала… русалка… нить красную из рученек выхватила… А после выпишет, выпишет… Ведь целовал-миловал… Тело, тело горит-пышет… Господи, ну нешто вот эта шея, руки вот эти – вот они… кожа… Господи, кожа-а-а… Грудь вот эта… Нешто всё это создано для того, чтобы никто того и не видывал… Луна подлая подглядывает скрозь полотно реденькое: хитрющий жёлтый глаз… подлая… И металась, томилась истомою наша девонька… А он и не шело́хнется… Но вот же он… совсем рядом: живой, горячий, дышит вон… Лицо блаже-е-енное! Торчащий носик, слюнка вытекла из полуоткрытого рта… Впалая грудка, стыдливо обнажённая… редкие кустики бесцветных волосков… Сухие длинные руки без единого мускула и кисти, большущие, неуклюжие, точно чужие… И ничего-то не убавишь не прибавишь… Может, вот это любовь… А как же искать, искать… Зевнула… А ведь целовал-миловал… да… а она преступница… А как же эта кожа… груди вот эти… Да чтобы эти грудушки, да мил дружок не мял?.. Их же видеть надобно… Открыть и прочесть… да… была бы честь… И после описать, описать… да спать, спать… И искать, искать… искать… кать…
– Ой, Катя ты Катя! И непутёвая ж ты непутёвая! И всё-то у тебе бочком да торчком выходит! – пригорюнились тётушки: охают, ахают, головами раскачивают!
– Это меня, видать, Господь наказывает!
А тётки в голос:
– Да за что он тебе наказывает-то, девчончишка? Ты ить и не жила ишшо? – и крыльями машут, неугомонные!
Тут уж пришёл Катеринин черёд диву дивиться!
– Это как это не жила? – а сама глядит растерянно: а ну и впрямь не жила – тогда что?
– Дык ить не наделала ж ничего! – тётки ей в ответ. Покачала наша Катя головой да и призадумалась: а дума та, что змеище подколодный, мозг жалит: вот оно как, стало быть! Ровно и нет её, Кати-то? Это сейчас в зеркало глянь – а там пятно, что ль, белеется: будто лицо кто замазал? И тётки – эка невидаль, – мысли они Катины нешто считывают: – Чего с тобой, девка? Лица на тобе нет!..
И вот благословили тётушки Катю – кровиночку свою – в путь-дороженьку, попричитали-поплакали: дескать, бедовая головушка, горькая сиротинушка! – да делать неча: в город Камень и укатили… и когда теперича свидятся… и доведётся ль им свидеться… Так, из окошечка поезда толь и махнули крыльями своими белыми…
И пошла наша Катя бесприютная к отчему к дому, к дому к ро́дному… к Чурову дому… и как-то теперь величать его станут… проститься пошла…
А Галина дверь-то ей перегородила: дескать, чего надобно! – да ка-а-а-к зыркнет! Катя головку и опустила: ну, на нет и суда нет! Поплелась тихохонько, да не стерпела – обернулась: а в окошечке том, откуда всё баушка Чуриха выглядывала, да всё высматривала, Цвирбулина будто головушка мелькнула красная: Кате робко подмигивает, ручонкой помахивает: дескать, ничего, девица, ничего, красавица! Только Катя помахала в ответ Цвирбулину – Галина тут как тут: окошко захлопнула, да ещё занавесочку задёрнула: мол, ходют всякие, в чужие окны заглядывают!