Эвон, мол, свидеться мене с тобою ишшо разочек выпало, любушка моя, ведушка! Пропел какой скороговоркою – и сейчас обернулся уж таким добрым молодцем, таким соколиком предстал пред очами Катиными. Предстать-то предстал – да глядит растерянно: глазёнками испуганно шныряет по лицу её гладкому да белому, словно текст кой диковинный считывает – строчечка за строчечкою… считывает – ан никак не разберёт…
А у неё-то, у нашей свет-Катеринушки, сердечко будто стихло – не трепыхается… точно птаха малая уснувшая комочком свернулась, нахохлилась…
И вот говорит он – а у ей губы красные, сочные, бархатные; сурьёзно говорит – а у ей косы-колоски золотисто-пшеничные; говорит-говорит-заговаривается, речь изузоривает, руками размахивает – а уж грудь что девичья…
Э-эх, соколик, а и нужо́н твой сурьёз нашей девице: русая коса до пят, ишь, поповыросла!
И так говорил: вот наречёшься ты речкою пограничною, межевою реченькой – и сейчас потечёшь… а коли песнею – пропоёшься, протяжная, эхом задёржишься… а уж коли сказочкой – то и семи мудрецам, семи сказителям не высказать… потому несть тебе конца, бескрайняя…
А мои каракульки хушь горшком называй – в печь нейдут… И перетёр ниточку – и поскакали бусинки по́ полу, да по щелям и позабивались, сидят – носу не высунут… И махнул рукой…
И в последний раз они свиделись… потому всё на белом свете кончается: кончается, дабы начаться сызнова – но то уж иная присказка…
И не взяла она под белы под рученьки свово сокола ясного-прекрасного, разлюбезного мил дружка, суженого-ряженого – и не повела за собою, дева-девонька, младая, румяная, стыдливая зорюшка, что робеет поутру растечься по небу по хмурому. И не ишли они, голубки родимые, всё узкою-преузкою тропочкой – и не вышли во поле во́ чисто, ко могилке Катюшиной матушки. И не встали они у дороженьки, не поклонились поклоном поясным могильному хладному камушку, что луна обвила своими тонкими светлыми рученьками. И не молвила девонька:
– Родимая ты моя матушка, глянь-ка, выгляни из своего прибежица на любимого ясного сокола, суженого что ряженого, касатика, голубка крылатого! Прими ты его, матушка, не брани ты свою дочурочку-чурочку! А он станет батюшкой твоей Катюшеньки детушек… – так не рекла – растеклась реченькой журчащею…
И секретик, что приоткрыла некогда Косточке, не явила разлюбезному свому, желанному, секретик-картинку под стёклышком, укрытый землицею могильною.
И не молвила: «Лежала я, молчаливая, сокрытая в гробнице невеста белая, – и ты явился князем-избавителем, желанный мой, наречённый мой, обласкал уста мои запечатанные устами сладостными сахарными, пробудил мене ото сна-смертушки, но надобно ещё оттаять девице, позабывшей вкус поцелуев лакомых да манящих поболе самой манны небесной…»
Не бывать тому – не станется…
А наутро встала: а там что белая, что румяненная, коса что русая, пышная – Марфа толь и перекрестилась Игнатьевна: слава Тобе, Господи, дурь вся и поповыскочила! Да блинков-оладьев знай Катерине в тарелочку подкладывает, да маслицем сдабривает – а та в три горла жрёт да нахваливает. А толь и чует Марфа, чует Игнатьевна подвох какой: вот и ест, и пьет, и собою гладкая, а чтой-то не то… Возьми да и загляни ей в глаза старушка пытливая – а глаз чёренный… и зрачка нико́го ни зги не видать… Марфа и ахнула…
А ночью ухо к двери Катиной приставила – а оттуда, из щели-т, ктой-то словно поскрипывает… И как ни прилаживалась – никшни́… Чур-чур-чур…
Жила себе девчоночка коченёвская, жила что в кавычках: будто бы и ни при чём, а будто бы и прямою речью…
По кочкам… по кочкам… по коченёвским строчкам… по тропкам-тропочкам топким – да на гребень-гребешок… там уж щебечет мил дружок… да на вершине… вирши ему нужны ли…
Согласна ль вирши швырнуть с вершины?.. Тш-ш-ш… Тишь… Ишь…
Ищешь места – да всё тесно… и песню не спети…
По кочкам, по кочкам… по тропочкам… по строчкам… в ямку бух… бом… у-ух, я-а-амбом… провалился пропадом петя-петушок… петь ли, не петь ли топерва пете…
Куды путь-дороженьку-стёженьку дёржишь, удалая девица?
И тольки свистнула…
И свиточком, свиточком… по кочкам…
Мне бы русалкою раскосою,
простоволосою
Вплыть в твои стихи.
Безмолвною
Закачаться на чёрточках –
Строчках –
Волнах,
Просочиться в междустрочье –
Междуречье,
Мигнуть
И, лукавой, растечься
Многоточьем…
Молчи… Стихи…
Подчинить дыханье их,
Биенье их – и
Заструиться, зажурчать
И плескаться
Иль хороводы водить
В тихой заводи