Притянутая тугой пружиной дверь на нижней площадке открывалась с трудом. Витя подналёг на дверь плечом и вылетел на улицу. Концы пионерского галстука развевались у Вити на груди, как язычки весёлого пламени.
Над Вознесеньем голубело по-утреннему свежее небо. Клумба между домами полыхала красным цветом. Это распускались ранние тюльпаны. Политая из дворничьего шланга земля была чёрной. Чистый асфальт дорожек отблескивал мокрым глянцем. А с края клумбы торчала дощечка с надписью: «По газонам не ходить!»
Поискав глазами, где лучше спрятаться, Витя побежал к соседнему дому и притаился там за углом.
Ждать Вите пришлось недолго. Вскоре из парадного появилась и Люба с портфелем.
— А, это ты, Агафончик, — небрежно и в точном соответствии с задуманным планом сказал Витя, выходя из-за угла. — Ты что, Люба, в школу идёшь? И я вот тоже — в школу.
Неожиданное появление Вити и его слова не вызвали у Любы ни возмущения, ни протеста. Люба лишь пхикнула и спокойно, будто несколько дней назад ничего и не произошло, позволила Вите идти рядом с собой. По крайней мере, не прогнала.
Обстановка складывалась удачно. И поэтому дальше Витя должен был сказать: «Извини меня, пожалуйста, Люба. Я больше не буду стукать тебя портфелем по голове». Но вместо этого Витя совершенно неожиданно для самого себя сказал:
— А я сейчас, Люба, торт ел. У нас ещё с вечера остался торт. Большущий прямо кусок! Во!
— Пхи-и! — засмеялась, будто чихнула Люба. — Подумаешь, торт!
— Как это — подумаешь? — сказал Витя. — Вовсе и не «подумаешь»! К нам дедушка вчера приехал, полковник военно-морской минно-торпедной авиации. У тебя небось нету такого дедушки, а у меня есть. И мама купила вчера большущий торт. Вернее, даже позавчера. Он в холодильнике лежал. И ещё у нас «Апельсиновый» лимонад был. Каждому по бутылке.
— И ты поэтому подкарауливал меня за углом? — поинтересовалась ехидина Люба. — Только поэтому? Специально, чтобы похвастать?
Что Любе на такое ответишь? Она словно почувствовала, что Витя поджидал её не просто так. И ей, наверное, было интересно узнать, зачем он её поджидал. Но Витя ей ничего не стал объяснять. Он вслед за Любой спускался по ступенчатому тротуару с Вознесенья и задрав голову, смотрел в небо.
Насмотревшись в умытое небо, Витя сказал:
— Сегодня, Люба, наверное, опять жарко будет.
— Пхи-и! — фыркнула Люба. — Чего это с тобой сегодня, Корнев? Какой-то ты странный сегодня. Может, тебя, Корнев, совесть заела?
— Ага! — обрадовался Витя. — Точно, совесть! Это потому, Люба, что я тогда треснул тебя по голове портфелем. Но вообще-то я тебя совсем легонько треснул. Знаешь, как можно было треснуть! Если изо всей силы! Можно так треснуть, что даже голова продавится.
— А ты, значит, меня легонько?
— Легонько, — подтвердил Витя. — Совсем чуть-чуть. А ты сама доказывала, что у нас чуть-чуть не считается.
— У кого это — у нас? — поинтересовалась Люба.
— Ну, у нас, — буркнул Витя.
— Так ты всё-таки как считаешь, — спросила Люба, — считается чуть-чуть или не считается?
Вопрос неожиданно оказался для Вити слишком сложным. Если, конечно, по совести, то чуть-чуть ещё как считается! Дед Коля вон сразу подтвердил. А он-то уж разбирается. Но если для того, чтобы помириться с Любой, то не станешь же с ней спорить снова?
Взрослым людям значительно легче, чем детям. Взрослые люди, бывает, думают одно, а говорят другое. Но у всех ли взрослых так? У мамы так. А у дяди Андрюши совсем наоборот. Дядя Андрюша считает, что хуже вранья вообще нету ничего на свете.
— Так считается, Корнев, чуть-чуть или не считается? — ехидно повторила Люба.
— Я с тобой, Агафонова, помириться хотел, — буркнул Витя. — Чего ты опять за своё-то? Я вон у тебя даже извинения попросил.
— Подумаешь — извинение! — пхикнула Люба. — Зачем мне твои извинения? Я с тобой вовсе и не собираюсь мириться.
— Это почему? — надулся Витя.
— Не хочу, и всё! — сказала Люба. — Потому что ты совсем ненормальный, Корнев! И хулиган! Я тебе никогда не прощу. У тебя даже мозгов не хватает понять, что ты сделал. Мы тебе тогда достали подшипник, а ты сразу начал намекать про те три рубля. Будто я их сама взяла, те три рубля. Чуть-чуть! Сам так рубль зацапал, и ничего. Про себя ты небось не намекал. Даже противно! И не подходи ко мне никогда больше! Мы с Федей всё равно никогда в жизни с тобой не помиримся. Врун несчастный! «К нам дедушка приехал! — передразнила она. — К нам бабушка приехала! У нас торты! У нас лимонады!» Убирайся!