Село на просвет видно. Длинная-длинная улица, стиснутая с двух сторон ровными рядами белёных домиков под потемневшими торфяными крышами. А дальше луг, зеленеющий нежным пушком молодой травы. Да крохотные, будто игрушечные, фигурки коров. И над всем этим полоска ярко-алого с пурпуром и золотом неба, словно кистью мазнули.
Лан выплюнула соломинку, облокотилась на ограду, рассматривая дом кузнеца. Стены за разросшейся мальвой сияли чистенькой свежей побелкой — только на первый день мая обновили. Ставни тоже радостные, голубые. Крышу, конечно, и поменять надо. Но это уже осенью, когда урожай снимут.
Плохие-то хозяева починку домов на откуп крестьянам отдают. Да много ли в том проку? Не у всякого арендатора лишняя монета на новую дверь найдётся. А без постоянного ремонта жильё быстро ветшает. Опять же, с дырявой крышей зимой несладко. Да и элв, думающий, где бы денег раздобыть, чтобы от сквозняков детей укрыть, работает с неохотой. Нет уж, лучше самой потратиться.
— Может, зайдёшь, хозяйка? Хоть чаю выпьете? — дородная, в плечах только чуть меньше своего мужа, Дарка улыбалась аэре, вытирая перепачканные в муке ручищи фартуком. По-доброму улыбалась. Может, только чуть снисходительно. — А то мотаешься целый день туда-сюда. Наверняка живот от голода подводит.
— Подводит, — не стала спорить девушка. — Да я вот только твоего мужа дождусь — и домой. Хотела на курильню ещё заскочить, но не успеваю. Солнце уже садится.
— Вот и говорю: мотаешься, мотаешься, — пробормотала кузнечиха вроде бы и укоризненно, но довольно. Даже гордясь госпожой. — Будто крестьянка какая, а не благородная аэра.
— Надо бы по осени дома перекрыть, как считаешь, Дарка?
— А что? И надо, конечно, — солидно кивнула женщина, вразвалку спускаясь с крыльца. — Да только немного ли всего? Мы и так духов за твоё здоровье просим каждое утро. В прошлом году печи отремонтировали, да заборы поправили. В этом вон дома починили, да ставни с дверями подновили. Будто за детьми родными заботитесь.
Лан довольно кивнула. Всё так, всё верно. А ещё этой весной она купила-таки у Призывающих Лес тонкорунных ягнят и раздала крестьянам. С выручки от их шерсти аэры Кайран будут получать тридцать процентов. И от потомства по десять. На следующую же весну привезут молочных телят. А то местные коровы не столько прибыток дают, сколько драгоценную траву впустую жрут. Доходов от обновлённой смолокурни как раз должно хватить. Потом можно будет подумать, чтобы шерсть самим прясть или даже ткать. Это выгоднее, чем руно продавать…
— О чём задумалась, хозяйка? — выдернула девушку из розовых мечтаний Дарка. — Опять, небось, про нужды какие?
— Про них, — усмехнулась Лан. — А как не думать? Своё же, не чужое.
— Своё, — протянула кузнечиха, искоса глянув на госпожу. — О своём-то иные аэры так не пекутся. А правду говорят, что вы уезжаете или врут опять?
— Уезжаю. Да я ненадолго, — добавила поспешно аэра, потянулась через забор, похлопав схватившуюся за сердце женщину по плечу. — Что ты так взбаламутилась? Только до огненных смотаюсь и обратно. Надо же решить с главой клана. Три года уже прошло, а ничего не ясно.
— Надо-то надо, — сварливо отозвалась Дарка, краем косынки утирая вспотевшее лицо. — Но это их дело, мужицкое. Жаль только, что у нас тут один мужик. Даром что девка.
— Ну, спасибо! — засмеялась элва, снова облокачиваясь на изгородь. — А я с утра думала, что вроде к женскому роду принадлежу.
— Да где ж к женскому-то? Того и гляди, бородища расти начнёт. Я намедни своему так и сказала. Мол, несправедливо это, чтоб такая баба, как наша хозяйка, и без мужика толкового билась. Моя младшенькая вровень с вами родилась, а и та уже двух дитёнков имеет. А вы…
— Ну чего граишь, как чайка? Гра-гра, разоралась тут, — перебил супругу кузнец, выводя из-за воротин кобылку Лан. — Не нашего ума господские дела, сколько говорить? А уж бабе и вовсе молчать следует.
— Уж больно ты суров, Иктар, — усмехнулась Лан, принимая у него поводья.
— А что, неправ я разве? — набычился кузнец. — Если жене волю давать, так и не продохнуть от неё станет. Нет, понятно, что не про вас такое. Но только со всеми остальными кулак надо держать крепко, верно я говорю?
Кузнец неуклюже — бугрящиеся под кожаным фартуком мышцы не давали двигаться ловко — обернулся за спину.
Белокурый Редгейв, начальник лановой охраны, только хмыкнул что-то неопределённое, также неопределённо пожимая плечами. При госпоже он своё мнение о месте женщине в этом мире предпочитал не высказывать. Один раз она его уже отчитала, как мальчишку, хватит. Да и слова её с делом расходились редко. Сказала: отправит туда, откуда пришёл — и отправит же. А снова наёмничать его не тянуло. Уж лучше промолчать и у девки в подчинении ходить, чем шляться неизвестно где без всякой чести, род позоря.