— Удалили аппендикс, когда мне было семь лет. Операция прошла неудачно, и в итоге я подцепил противную инфекцию. Это одна из причин, по которой я хотел пойти в медицину, — объясняет он. — В надежде, что бы больше ни у кого не было напоминания о плохо выполненной работе.
— Разве не забавно, что такой незначительный момент может изменить траекторию твоей жизни?
— Да. — Эйден переводит взгляд на меня. — Впечатляюще, правда.
— Есть татуировки? — спрашиваю я, продолжая изучать его тело.
— Одна. Ты не сможешь увидеть, если я не… — Он замолкает, оставив предложение незаконченным.л
Голый.
Это несложное слово дразнит меня, насмехаясь над тем, что он знает, но я нет. Мои руки хотят схватить остатки его одежды и сорвать их, чтобы я могла все выяснить. Охота, на которую я готова отправиться, и сундук с сокровищами, который ждет меня в конце.
— Здорово, — говорю я, голос напряженный до предела.
Эйден снимает ботинки и стягивает черные носки. Его пальцы возятся с пуговицей на джинсах.
— Было бы неплохо продолжать дальше.
Все, что я могу предложить — это жалкий кивок. Он расстегивает серебряную застежку, спускает джинсы по бедрам и вниз к его икрам. Брюки оседают у его ног и он выходит из них, сдвигая их в сторону. Он остается в серых трусах, которые облегают его квадрицепсы. Его ноги имеют четкие очертания, тщательно выточенные в результате многочасового стояния на ногах. От подъемов по лестницам в больнице, как я представляю, и стояния на коленях, чтобы поговорить с маленькими пациентами, опускаясь до их уровня, чтобы не показаться устрашающим.
Все попытки уединения исчезли, пока я бессовестно пялюсь и проникаюсь его видом. Они мало что оставляют для воображения, прилипая к его телу, как вторая кожа. Его полная длина обрисована сквозь хлопок и спандекс, каждая вена и выступ его ствола выставлены на всеобщее обозрение.
— Точно. — У меня в животе разливается жар. — Если уж на то пошло, ты ошибаешься.
— В чем именно ошибаюсь?
— Тут есть много чего хорошего скрывается. Я бы даже сказала, прекрасного.
Его взгляд падает на пространство между моими джинсами и топом, где виднеется крошечный кусочек кожи. Его горячий взгляд — это приглашение присоединиться к нему. Сначала я снимаю туфли. Моя рука дрожит, пока я бьюсь с пуговицами на рубашке. Невозможно отделить пластик от атласа.
— Тебе нужна помощь? — Голос Эйдена грубый, как необработанный кусок дерева, который еще предстоит отшлифовать. Я киваю, и он подходит ближе. Кончики его пальцев на ногах сталкиваются с моими, оповещая о его приближении. Его запах поглощает меня, и я окутываюсь ароматом кедра и сосны. — Сейчас я прикоснусь к тебе.
Я киваю снова, слова ускользают от меня. Я в бессилии наблюдаю за паузой в его прикосновениях, пока он терпеливо ждет моего согласия. Когда я даю согласие — Эйден прикоснется ко мне — он улыбается.
Его ловкие пальцы быстро справляются с задачей. Пуговица задевает свободную нитку, и он касается кожи, скрытой под моей одеждой. Я резко вдыхаю, тепло его тела смешивается с моим, кожа к коже. Моя рубашка раскрывается, обнажая перед ним верхнюю половину тела. Его большие ладони толкают рубашку вниз по моим плечам, пока она не падает, ударяясь о пол. Я использую его руку для равновесия, пока освобождаюсь от джинсов, сбрасывая их с глаз долой.
Воздух прохладнее без слоя одежды, защищающего меня от сквозняка в комнате. Я дрожу, оставшись стоять в изысканном комплекте нижнего белья цвета лесной зелени. Я прикрыта, но создается эффект иллюзии. Моя грудь почти выпирает наружу. Соски едва скрыты. Если бы я отвела руки за спину, материал соскользнул бы, открывая ему всю меня.
— Тада.
Глаза Эйдена пробегают по моему лицу. Разрушительный дикий огонь полыхает за этим ореховым цветом и он одобрительно хмыкает. Этот звук гулко отражается по всей моей груди и оседает между ног.
— Мэгги, — говорит он. Этот тон предназначен для кающихся грешников, заключающих сделку с божеством ради вечного спасения. И он использует его против меня. — Ты безумно красивая.