Я поворачиваюсь и вижу, что Эйден прислоняется к дверной раме. Он улыбается и скрещивает руки на груди. Интересно, знает ли он, что у него на лбу капля соуса?
— Как продвигается исследование? — спрашивает он.
— Я разочарована. Я ожидала найти гораздо более впечатляющие вещи.
— Что я могу сказать? Я скучный мужчина средних лет. Я не представляю из себя ничего особенного.
— Неправда. Ты можешь приготовить макароны. Это больше, чем многие мужчины могут приготовить.
— Справедливо. — Он протягивает руку. Я забываю о медицинском халате и иду к нему. Он крепко обнимает меня, и я вздыхаю в его объятиях, довольная. — Хочешь десерт? Извини, что я выступаю в роли голоса разума, но я подумал, что мы могли бы съесть немного мороженого и поговорить о том, что мы ожидаем от сегодняшнего вечера. Я за спонтанность, но как тот, кто сделал татуировку, о которой жалеет до сих пор, я хочу убедиться, что мы с тобой находимся на одной волне.
— Неужели я наконец-то увижу эту знаменитую татуировку?
— Только если ты не забудешь, что я был невероятно пьян, когда сделал ее, и ты не станешь мне это припоминать.
— Я постараюсь быть на нейтральной стороне, но ничего не обещаю.
Мы идем за руки по коридору, ненадолго останавливаясь, чтобы Эйден мог показать фотографию с прошлогоднего заплыва Мейвен, где она победила в стометровке вольным стилем. Он так оживлен, когда говорит о ней, с сияющими глазами, наполненными любовью. Эта любовь заразительна. Она поглощает тебя целиком и напоминает обо всем хорошем, что осталось в мире. В наши дни не часто услышишь, чтобы люди так пылко и увлеченно говорили о ком-то, кто им дорог. Но Эйден? Он восторгается достижениями своего ребенка, так гордится всем, чего она добилась. Это делает его еще более привлекательным.
Я снова сажусь на стул, и он накладывает нам мороженое. Мятное с шоколадной крошкой, — замечаю я и сдерживаю улыбку, когда он протягивает мне стеклянную чашу.
— Мы оба согласны, что это только на сегодня. Когда ты завтра уйдешь, мы не будем пытаться найти друг друга, — начинает он. Он съедает ложку и морщится, явно испытывая легкий ступор.
— Все, что здесь происходит, мы держим при себе. В пределах разумного, конечно. Не знаю, будет ли твой лучший друг выпытывать подробности, как моя, но никакого осуждения и высмеиванивания за наши предпочтения после того, как все случится. Если мы соглашаемся на что-то, мы уважаем личную жизнь другого, когда все закончится.
— Великолепно. Ты знаешь, сколько времени прошло с тех пор, как у меня кто-то был. Если тебе комфортно….
— Четыре года. Никого с тех пор, как я развелась.
В глазах Эйдена вспыхивает огонек собственничества.
— Черт, Мэгги. Может, я и буду мудаком, если радуюсь тому, что ты так долго оставалась неудовлетворенной, но мне чертовски приятно, что я буду первым, кто прикоснется к тебе за такой промежуток. Теперь — ожидания. Секс, очевидно. Мне не нравится, что это звучит так официально, когда все, что я хочу сделать, — это завалить тебя на свою кровать, но я не хочу сделать ничего такого, что перешло бы твердо установленную тобой границу.
Я набираю мороженое ложкой и пожимаю плечами.
— Я не уверена, что могу сказать тоже самое.
Он делает паузу и наблюдает за мной.
— Хорошо, — мягко говорит он, ожидая больше информации.
— Это потому, что я не знаю, какие у меня могут быть границы.
Глава 17
Эйден
Дерьмо.
Я очень сильно облажался? Зациклился на этом больше, чем следовало? Она была замужем, и я предположил, что у нее есть опыт. Теперь я сомневаюсь во всем.
И Мэгги. Ее уверенность в себе ослабевает, а это спокойное, невозмутимая манера поведения разлетается на осколки, эмоции, напоминающие стыд, овладевает ею. Той развязности, которая была у нее, когда она прыгнула в мои объятия, больше нет. Она замыкается в самой себе и так далеко от меня не оказывалась за весь день. Я не совсем понимаю, что я должен сказать или сделать. Извиниться? Подождать? Заговорить первым?
К черту. Мне не нравится видеть ее в таком состоянии. Я это сделаю.
— Эй. — Я сохраняю мягкость в голосе и тянусь через стойку, чтобы найти ее руку. Я переплетаю ее пальцы со своими и сжимаю ее ладонь. — Ты в порядке?
— Да. — Это резкое, небрежное отрицание. Она явно не в порядке, но я не собираюсь давить на нее. Ее подбородок опускается, а глаза уходят в сторону, фокусируясь на крошках, оставшихся от того номера, который мы проделали с чесночным хлебом. — Это стыдно признать.