Раздражённый и строгий голос выжигал на мне огнём печати, желая, чтобы я повиновалась, но ведь Виктория – это победа, а не поражение.
Чуть опустила голову и усмехнулась, делая вид, что не зла и меня эта ситуация забавляет. Злись, Богданов.
Кирилл: Я сказал что-то смешное?
Вика: Да нет, ваше Величество. Слушаю и повинуюсь.
Игриво развернулась к шкафу и раскрыла его, доставая тарелки. Слышала за спиной громкое дыхание и угадывала его состояние. Гневный, разозлённый. Сейчас за мной была бомба замедленного действия, которую я могла либо взорвать и вкушать последствия, либо разминировать и наслаждаться этой прекрасной обстановкой. Но разминировать бомбу я бы могла только в том случае, если бы была не Викой Крыловой.
Кирилл: Не беси.
Вика: Не бесить?
Знаю, что закатил глаза потому, что вздохнул ещё громче, но на этот раз протяжнее, словно придумывал, что сказать. Людей бесит, когда их не понимают с первого раза, и пусть Богданов был очень терпеливым учителем, мог повторять материал хоть двадцать пять раз, но человеком он был совсем не терпеливым.
Когда дело касалось чего-то более глубокого…самолюбия, достоинства, семьи Богданов становился не терпеливым, злым, раздражённым, грубым. Бесила беспомощность и собственная слабость. Знаю эту черту в мужчинах. Именно в мужчинах, а не в мальчиках – это разные слова. Мальчик пожалуется там, где мужчина даже глазом не поведёт. Мужчина, парень и мальчик – это три разных слова.
Кирилл: Доиграешься…
Вика: Доиграюсь?
Понимала о чём он. Я играла с огнём, причём очень опасным и горячим, который мог бы спалить меня одним взглядом, но сейчас я к нему даже не оборачивалась, рассматривая суп в цветочных тарелках.
Услышала сзади шаги и вздрогнула, когда грубые руки развернули меня к сильному телу. Я сразу посмотрела в глаза. Слабину не дам.
Тёмные глаза где-то вдалеке разгорались неподдельным огнём, которого у Кирилла я ни разу не видела, но пугаться даже не думала. Мне нравился такой Кирилл. Живой и грубый. Нравились его руки, которые в порыве эмоций начинали искать на моём теле пристанище и находили.
И что дальше, Богданов? Не ударишь… Опять поцелуешь? Скучно.
Вика: Ты бледный.
Кирилл: Да забудь ты про это всё!
Крикнул он мне в лицо, и я увернула голову в сторону. Кричи. Посуду бей. Чашки. Только будь живым, а не сдержанным. Он всегда прекрасно себя контролировал, а мне это не нравилось, ведь сколько всего интересного говорят люди на эмоциях или в сонном бреду, наверное, лучше этих двух состояний нет ничего, чтобы начать разговор по душам, на чистоту.
Кирилл: Горский причём здесь, Вика?! Мы вдвоём на даче! Где твой Горский?! Чего ты его вспоминаешь постоянно?! Ты когда меня целуешь тоже про Горского думаешь?!
Я усмехнулась. Пару минут назад он утверждал, что я влюблена в него, но после этих слов я понимаю, что он лишь предположил и какая же я молодец, что ничего не ответила. Так умелые люди выуживают правду. Умно.
Вика: Да!
Посмотрела ему в глаза, мысленно усмехаясь. Вот так и рушится мужское эго пополам. По лицу видела, что неприятно, но я же врала. Кроме Кирилла я последние три недели вообще никого не представляла. Только о нём думала. Всегда и везде.
Вика: Суп готов.
Кирилл: Ешь раз готов.
Вика: Ты не будешь?
Кирилл: По горло сыт.
Отвернулась от него, оказавшись к нему спиной.
Вика: Зря. По-моему, отличный супчик получился. А ты, Богданов просто обязан съездить в больницу и провериться.
Он сделал шаг ко мне и пахом прислонился в пояснице. Глаза мои тут же расширились, и я замерла. Молчи, Вика…сейчас просто молчи и внимательно слушай.
Богданов издевательски усмехнулся мне на ухо. Понял, что почувствовала и вжался сильнее. Внушительные размеры заставляли представлять, но я тут же отметала эти мысли от себя.
Кирилл: Может по-другому вылечишь?
Я отрицательно помотала головой. Язык я проглотила и говорить больше не могла…не хотела.
Кирилл: Тогда не ёрничай и не раздражай.
Чувствуй планку, Вика с кем можно огрызаться, а с кем нельзя. Шуток Богданов не понимает.
Кирилл: А теперь честно и медленно…с расстановкой. Горский нравится?
Отрицательно мотнула головой.
Кирилл: Вслух.
Приказной тон буквально заявлял права на собственность.
Вика: Нет.
Испугалась своего голоса и резко прижалась ещё ближе к столешнице, чтобы хоть немного отдалиться от Кирилла, но он прижался ещё ближе, расставив свои ручищи по бокам от меня на столешнице. Голос мой был рваным. Хриплым. Больным. Просил и умолял, но сама я пыталась прекратить всё это любыми путями.