- Пожалуйста, не надо ничего трогать, - чуть повысив голос, напомнил ей майор.
- Да, конечно, - ответила она, не оборачиваясь, скрылась в ванной и включила воду.
- От, тетка, представляешь, че делает, а? Вообще, хоть бы поплакала, блин. Шок у нее. Ни фига, врет она. Нет никакого шока. Вон, какая деловая, - ехидно заметил Остапчук.
- Почему обязательно врет? - пожал плечами майор. - Шок у всех проявляется по-разному.
- Знаешь, Сань, я тут вспомнил, как ограбили квартиру этой, как ее, ну, певицы, - Остапчук сморщил свой толстый, мягкий нос и быстро защелкал пальцами. - Сань, подскажи, как ее, блин? - Он глубоко задумался на минуту, и вдруг опять запел:
- Мальчик мой нежный, принц синеглазый,
Ты не люби ее, дуру-заразу!
- О чем ты вспомнил, Гена? - не поднимая головы от протокола, спросил Арсеньев.
- Фамилия из головы вылетела, ну очень известная певица. А вспомнил я, Сань, потому, что там вот тоже домработница, или нянька, все ходила, совсем стала своя, а потом квартиру грабанули, и оказалось - ее сынок с приятелем, Остапчук поджал губы, подмигнул обоими глазами и кивнул в сторону двери, - тут вроде следов ограбления нет, но надо еще все хорошо посмотреть. На украшения, которые были на ней, убийца не позарился, а из ящиков там, из тайников, мог все выгрести. Представляешь, Сань, какие в такой квартирке грины, брюлики, а, Сань? Вот и где они? Нету! - Он огляделся и развел руками:
- У американца наверняка был полный бумажник, что ж он, без денег, что ли, жил? А теперь, гляди, полторы тысячи рублей, и ни одного грина.
- Карточки у него, Гена, - объяснил Арсеньев, - а настоящего обыска в квартире еще не производили. У домработницы детей нет. Ты же видел ее паспорт.
- Ну и что? А племянник? А любовник? Во, я все понял! Старая одинокая тетка завела себе молодого хахаля, ей же надо его кормить-одевать, она здесь убирает, чистит, себя не щадит, а деньги прямо под руками, вот они, бери - не хочу! Ладно, Саня, не смотри на меня так. Шутка!
- Вы что, с ума сошли?! - послышался из спальни возмущенный крик трассолога. - Сейчас же прекратите, ведь сказано ясно: ничего не трогать!
- Надо смыть кровь, - громко, но вполне спокойно ответила Лисова. Смотрите, вот здесь, на тумбочке.
- О! Улики затирает, - Остапчук радостно захихикал, - это ж надо, прямо при нас, не стесняется, танк, а не женщина, скажи, Сань?
- Прекрати ржать, - поморщился Арсеньев, - двух человек убили.
- Ой-ой-ой, какие мы правильные, - проворчал старший лейтенант, - слышь, Сань, ты не вспомнил, как зовут певицу?
Майор ничего не ответил. В гостиную вернулась домработница. Запахло каким-то моющим средством. В руках у нее был пластиковый синий тазик, в котором хлюпала мыльная вода. Она недовольно огляделась.
- Господи, какая грязь.., невозможно.
- Светлана Анатольевна, сядьте, пожалуйста, - майор взял у нее тазик, поставил на пол - я должен задать вам еще несколько вопросов.
- Я не знаю, - она помотала головой и нахмурилась, - не понимаю. Чего вы от меня хотите? Я вошла в квартиру, увидела их на кровати и сразу позвонила в милицию. Мне добавить совершенно нечего.
- Как вам кажется, что-нибудь из вещей пропало?
- Чтобы ответить, мне надо посмотреть. А как я могу, если вы не позволяете ни к чему прикасаться?
- Хозяйка держала в доме крупные суммы денег?
Широкое мягкое лицо Лисовой моментально вспыхнуло.
- Не знаю! - прошипела она и энергично помотала головой.
- А кто знает? - вкрадчиво встрял Остапчук.
- Во всяком случае, не я! У меня нет привычки копаться в чужих вещах, и чужими деньгами я не интересуюсь.
- Погодите, но вы же убираете в квартире, - напомнил Арсеньев, - вам приходится раскладывать вещи по местам.
- Да, я стираю белье, развешиваю одежду в гардеробной комнате, чищу обувь. Но я никогда не заглядываю в ящики комода и письменного стола. Я понятия не имею, что там может лежать.
- Ну хорошо, а родственники какие-нибудь "есть у нее? Родители, сестра, брат?
- Родители, вероятно, есть. Во всяком случае, мать. Где-то в глубокой провинции. Но я здесь вам ничем помочь не могу. Никогда ее не видела и даже не слышала, чтобы они говорили по телефону.
- А что вы так нервничаете? - недоуменно пожал плечами Остапчук.
- Довольно сложно сохранять спокойствие в подобной ситуации, - Лисова саркастически усмехнулась, - вы, молодые люди, привыкли к смерти, к трупам, а я, извините, нет.
- Ну ладно, - вздохнул Арсеньев, - чем занималась ваша хозяйка Кравцова Виктория Павловна?
- Вы же смотрели документы.
- Хотелось бы услышать от вас, более подробно.
- Я не знаю.
- Не знаете, где работала ваша хозяйка?
- Понятия не имею, - в голосе Лисовой послышался легкий вызов, - в наше время это вообще не важно.
- Простите, не понял, - Арсеньев улыбнулся, - что именно не важно?
- В наше время, молодой человек, люди не работают. Они делают деньги. Во всяком случае, люди того круга, к которому принадлежала покойная.
- А к какому кругу она принадлежала, интересно? - опять встрял Остапчук. Что-то я не понимаю, гражданка Лисова. Ничего-то вы не знаете, ни о чем понятия не имеете, - он зашел сзади и оперся руками на спинку ее стула, получается, что отвечать на наши вопросы вы не желаете. Тогда давайте оформлять все, как положено, в письменной форме, на имя прокурора, с подробным объяснением причин, по которым вы отказываетесь давать свидетельские показания.
- Я не отказываюсь давать показания. Я просто не могу разговаривать в таком тоне, - холодно отчеканила Лисова.
- Нормальный тон, гражданка, нормальный, - возразил Остапчук.
- Пожалуйста, Светлана Анатольевна, ответьте на вопрос. Где работала ваша хозяйка? - Арсеньев грозно взглянул на старшего лейтенанта через ее голову и выразительно двинул бровями. Остапчук в ответ скорчил уморительную рожу и поднял руки, мол, разбирайся сам с этой теткой.
Светлана Анатольевна между тем встала, направилась в угол гостиной, долго рылась в своей вместительной сумке, наконец достала бутылочку валокордина, накапала в рюмку, выпила залпом, промокнула губы все той же салфеткой, уже серой от пыли, аккуратно сложила ее, спрятала в карман, после чего вернулась на место и, глядя мимо Арсеньева, быстро невнятно произнесла: