Начиная примерно с четырех часов, Кифу звонили и сообщали результаты забегов на скачках. Я записывал результаты на доске, которую никто не видел, так как она находилась в конце комнаты в закутке. Мне приходилось также расставлять шары на столах и бегать по мелким поручениям посетителей. Иногда я приносил им бутерброды, которые покупал в кафе напротив. При мне всегда был ящик для чистки обуви, и по желанию посетителей я чистил им ботинки.
Джимми Киф обычно платил мне три доллара в неделю, кроме этого, я мог заработать еще немного денег уже по своей инициативе. Работа мне нравилась, и в среднем в неделю получалось от шести до восьми долларов. Джимми сказал, что когда начнутся каникулы, он будет посылать меня в гаражи за мелкими выигрышами. По его мнению, я смогу иметь за это от десяти до пятнадцати долларов в неделю. В половине седьмого мистер Киф обычно давал мне пачку листков, на которых были записаны ставки, чтобы я ему их подсчитал. В семь часов я уже мчался в приют на ужин. После ужина я гулял еще пару часов, но он никогда не разрешал мне болтаться возле его бильярдной в это время, не знаю почему.
Питер Самперо на следующий день в школу не пришел, зато пришла его мать. Она явилась в наш класс и, разговаривая с сестрой Анной, метала на меня уничтожающие взгляды. Сестра Анна направила ее к настоятельнице, а потом к ней подошла девочка с какой-то запиской.
— Мэри Петерс проведет урок вместо меня, — сказала сестра Анна. — Фрэнсис, пойдем со мной.
Я последовал за ней в кабинет настоятельницы. Мы вошли. Брат Бернард, настоятельница и миссис Самперо были уже там.
— Если вы не сможете найти управу на таких головорезов или не отправите их туда, где они должны находиться… — миссис Самперо замолчала, увидев меня.
— Подойди сюда, Фрэнсис, — сказала настоятельница.
Я подошел.
— Что все это значит? Ты подрался с Питером и избил его до полусмерти. Почему? — спросила она низким приятным голосом.
— Он был должен мне двадцать центов и не хотел отдавать, — сказал я. — И он обозвал меня ублюдком.
Я знал, что это на них подействует.
— Фрэнсис, тебе необходимо научиться сдерживать свои эмоции. Ты не должен обижаться на слова, к тому же Христос учит тебя подставлять другую щеку в таких случаях. Я хочу, чтобы ты извинился перед миссис Самперо и выразил ей свое сожаление по поводу случившегося.
Это было для меня сущим пустяком, и я извинился. Я подошел к ней и сказал:
— Извините, миссис Самперо. Я не хотел драться с Питером.
Она промолчала. И я опять подошел к настоятельнице, которая сказала:
— Фрэнсис, я велела брату Бернарду, чтобы он в качестве наказания за эту ужасную драку не выпускал тебя из школы в течение двух недель.
— Двух недель? — вырвалось у меня. — Вы не можете так поступить, вы не можете!
— Клянусь честью! — произнес брат Бернард своим громким голосом. — Почему это мы не можем?
— Потому, что тогда кто-то другой будет делать мою работу у Джимми Кифа, — ответил я.
— Твою работу? — переспросил он, наклонив голову. — Будь так добр, скажи мне на милость, чем же ты там занимаешься?
— Подметаю и выполняю мелкие поручения.
— Ах, ты подметаешь, не так ли? Ну так теперь ты будешь подметать здесь с утра до вечера! — сказал он.
— Можешь вернуться в класс, Фрэнсис, — завершила беседу настоятельница.
— Пойдем, Фрэнсис, — сказала сестра Анна. Я молча последовал за ней. Когда мы спускались по лестнице в класс, она повернулась ко мне и взяла мою руку. Она стояла на две ступеньки ниже меня, поэтому ее лицо было почти на уровне с моим.
— Не расстраивайся, Фрэнсис, — сказала она, глядя мне в глаза. — Все будет хорошо.
Не отдавая себе отчета в том, что делаю, я поцеловал ее руку.
— Я люблю вас, — выпалил я. — Только вы добры ко мне и понимаете меня. Я вас люблю!
Она крепко сжала мне руку и прильнула ко мне.
— Бедное дитя, — произнесла она, плача, и поцеловала меня в губы. В эту секунду она поняла, что я уже не ребенок, что мое детство давно прошло. Она выпрямилась, с трудом сдерживая дыхание. На секунду наши глаза встретились, затем она повернулась, склонила голову, и мы молча вошли в класс.