мки на месте. – Вот это Настя, – он ткнул пальцем в одну из фотографий. – А это Полинка. Ублюдок искрошил её как мясник, чтобы удобнее было тело спрятать… Сам бы порезал его на куски, подонка! Он выпрямился и, собрав фотографии, убрал их обратно в стол. – Переписку со мной, падаль, вздумал вести, когда пожизненный срок получил! – Истомин посмотрел на меня. – Стихи свои присылал из тюрьмы! Представляешь! Я и сам часто задумывался об адекватности наказания за подобные убийства. В этом мало гуманности и справедливости, когда родители истерзанной девочки пожизненно кормят убийцу их ребёнка. Он же, подумать только, прямо как соловей в клетке, разрешается стихами! Да ещё, я уверен, в тиши своей камеры, улегшись поудобнее после сбалансированной тюремной кормёжки, продолжает мысленно насиловать девочку и глумиться над ней. Неудивительно, что Истомин видит в этом несовершенство закона. Тогда я впервые почувствовал, что-то нездоровое в его глазах. «Да, он выдохся. Это точно», – заключил я:– «У следователя короткий век». Я думаю, что Истомин как следователь давно исчерпал себя. Вот что значит долго и пристально вглядываться в мёртвые лица! Как-то он пригласил меня к себе в кабинет. – Ты знаешь, Иван Иванович, я уволен. Уезжаю на родину. Надеюсь, там и пригожусь. Здесь оказался не нужен. Тогда он и вручил мне свой карабин. – Это тебе от меня на память. Дарю! Оформление беру на себя. Я был растроган подарком. Истомин мне многое дал за время совместной службы в отделе. Понимание своего дела. Я бы сказал – своего предназначения. Непримиримость к убийцам. К несправедливости... И всё-таки мне удалось ему услужить. Поняв, в конце-концов, что моя роль в отделе начинает сводиться к тому, чтобы вести вот такие вот самые поганые дела, как дело против своего коллеги, я подал рапорт об увольнении. Я сдал пистолет, сдал дела. Все, кроме одного. Кроме дела в отношении следователя Истомина. Не знаю, на что я рассчитывал, попридержав бумаги. Тем не менее, мне это удалось. Получив на руки приказ об увольнении, я не мешкая, спрятался в эту глухомань. Пока дела не хватились. И первое что, я сделал на новом месте – это сжёг уголовное дело. Один умный человек сказал, что когда у терпеливых заканчивается терпение, то они сжигают не корабли, а порты. Я сжёг свою прежнюю жизнь. Разом перечеркнул всё. Ничему, видать, не научила меня многолетняя следственная работа. Ни выдержке, ни хитрости. Вот этого-то я и не успел получить от своего наставника. Встав с кровати, я направился к столу, на котором меня дожидались объёмные папки с бумагами. Нечего ждать нового дня – начну работу прямо сейчас. Из головы, правда, никак ни шёл странный путник, встреченный мною в лесу. Это же надо. Дайте ему закурить! Всего навсего! И надо ж такому случиться – я только что выкурил последние сигареты. Я вытянул из кучи папок ближайшую, и вместе с ней мне на стол вывалилась, удивительное дело, пачка сигарет. Вот она. А я искал! Привычным, заученным движением потянул за красную целлофановую полоску, чтобы раскрыть пачку, но вовремя одумался – я же бросил сегодня курить. И тут же, вспыхнувшей спичкой, внезапно в моей памяти возникло лицо того лесного странника с его таким острым желанием покурить в лесной глухомани. Наверное, он смог бы дойти до деревни и добыть себе курева, если так сильно хотел, подумал я. Самое время поспать, а наутро начну новую жизнь. С этой мыслью я отправился на кровать. На этот раз, утомлённый перипетиями беспокойного дня, сразу провалился в трясину сна. Очнулся уже поздним утром, от настойчивого и громкого стука в окно. Забытый было сон тут же услужливо выудил из глубин сознания вчерашнего лесного путника. Оказывается, всю ночь он только и делал, что стучал в моё окно, в двери и даже суматошно бегал по ржавой железной крыше, и всё кричал и кричал под волчий протяжный вой: "Закурить! Дай мне закурить!" "Неужели и в самом деле он стучит?" – подумал я спросонья и отодвинул в сторону давно не стиранную занавеску. Никого не увидел. Только мглистое осеннее утро равнодушно заглянуло ко мне в окно. А рябина, растеряв свои красные гроздья, в беспамятстве стучала в стёкла голыми ветками. Ветер раскачивал её, пытаясь вырвать с корнем, но, отказавшись от этой затеи, перекинулся на пустую ржавую бочку. Он катал её по двору из угла в угол, пока не пристроил у поваленного забора. Оставив надоевшую бочку он вдруг засвистел, завыл в трубе затухшей за ночь печки. Но дом к утру уже успел прогреться и перестал казаться чужим и неприветливым. А кружка густого чёрного кофе и несколько сухариков волшебным образом убедили меня в том, что я почти писатель. Оставалось только сесть за стол к бумагам и начать работу над романом. Но я понимал, что пока не прогуляюсь в лес мимо недостроенного храма, пока не встречусь снова с этим монахом-отшельником, не смогу спокойно работать. Спрятав в карман куртки найденную накануне пачку сигарет, я покинул дом. Вчерашнего пса нигде поблизости не увидел, хотя его ночной вой всё ещё стоял у меня в ушах. "Ну и бог с ним, – подумал я. – Друг за колбасу – ещё не друг". Ветер с наступлением дня успокаиваться не думал. Всю дорогу, пока я шёл к лесу, он хлопал ставнями в заброшенных домах, пытался свалить хлипкие заборы одиноких пенсионерских усадеб и бросал мне в лицо ворохи опавшей листвы вперемежку с дорожной пылью. Только в лесу удалось от него укрыться. На тропинке было тихо, лишь верхушки деревьев нервно дёргали голыми ветками, теряя от порывов ветра последние листья. Вот здесь…да, вот здесь я встретил вчера этого странного путника. Я остановился и огляделся, словно вчерашний незнакомец должен был меня дожидаться. И увидел по ходу тропинки, в метрах пятидесяти, лежащего среди деревьев человека. Нет, всё-таки годы следственной практики выработали во мне некое чутьё, какую-то особую интуицию. Тактику изобличения преступников не почерпнёшь в теории. Приходилось её подбирать наощупь, навскидку. И хотя звёзд с небес я не хватал, если можно сравнить убийц и насильников со звёздами, кое-кто в мои сети всё же попадался. Поэтому я и подумал сейчас, что дело здесь непростое и за этим его "дай закурить!" кроется какое-то продолжение. Ну, да, так оно и есть! Человек был мёртв!