Это памятник матери и сестре. По-моему, хороший. Через сотню лет на мыс придут люди, посмотрят на огромный каменный куб и — даже не зная, кто здесь лежит — скажут, что тут похоронен кто-то важный. Их не забудут.
В день, когда умер чужак — тот, с глазами Иисуса, — я решил построить другой памятник. В память тех, кого я когда-либо встречал. Тех, кого мне пришлось убить. Черт побери, может быть, это даже будет что-то вроде памятника мне самому. Пусть люди, пришедшие к нему через сто лет, поймут, какой была жизнь в тот год, когда весь мир пошел под откос.
Я решил, что этот памятник будет историей о том, что случилось с нашим миром и что случилось со мной.
Вот таким он и получился.
3
Вы понимаете людей? Можете угадать, какие мысли бродят в их головах? Одно время я встречался с девушкой, которая могла быть мила со мной весь день, а вечером вдруг отворачивалась и говорила, что день был полным дерьмом. Если она была мила одну неделю, то на следующей становилась совершеннейшей стервой — как будто превысила счет добродушия и старалась восстановить баланс.
Примерно то же случилось и со всем Салливаном через три дня после того, как я убил голубоглазого чужака. Маятник настроения качнулся от благодарности к ненависти. Ладно, ненависть была скрытой. Но они ненавидели меня, когда говорили «Доброе утро, Грег». Когда я привозил дрова, им с трудом удавалось оставаться заискивающе милыми. Никто ничего не говорил мне в лицо, но по сдержанным, отрывистым репликам я понимал — они любезны со мной только потому, что ничего другого им не остается. Что ж, так случалось каждый раз после того, как я делал за них грязную, кровавую работу
На это раз все получилось не совсем так.
Я вел грузовичок по привычному маршруту, выгружая связки хвороста и корзины с поленьями у симпатичных домиков с гаражами на две машины и бассейнами на заднем дворике.
— Спасибо, Грег.
— Добрый день, Грег.
— Увидимся в пятницу, Грег.
— Эй, угостись холодненькой содовой, Грег.
Да, одна и та же песня. Они пели ее изо дня в день, когда я подносил дрова к печам, на которых теперь готовили пищу. Электричество в городе подавали лишь шесть часов в сутки. Они благодарили меня, и я отвечал им тем же. Желал доброго дня. Говорил «спасибо», когда мне предлагали утолить жажду или перекусить. Но при этом легко угадывал их мысли.
Вот что они думали.
Но разве ты сам не так считаешь?
Может быть. И тогда я и впрямь какое-то чудовище. Но чудовище ручное, домашнее. Монстр-любимчик города Салливана. Потому я не пускаю в город других монстров, куда более опасных. Монстров из внешнего мира.
Сегодня все шло по обычному распорядку. Милые, любезные приветствия. Неприязненные взгляды. А беда случилась, когда я подъехал к одному домику в самом конце улицы, где в тени вишневых деревьев стоял слегка поржавевший летний столик и с полдесятка стульев. Их было восемь или девять, подростков, покуривавших сигареты и потягивавших пиво из больших пластиковых бутылок. С большинством из них я бы с удовольствием перекинулся парой слов. Кроме одного. Этот сопляк постоянно смотрел на меня так, словно я был дерьмом, на которое он только что наступил. Его звали Кроутер. Их семья имела какое-то отношение к заводу по производству батареек в Льюисе. Кроутер был здорово пьян. Пьян и зол. Ему светило унаследовать «Кроутер Электрикл» и заделаться миллионером, только вот десять месяцев назад заводик, как и почти весь Льюис, превратился в огромную кучу обгорелого кирпича. И теперь парень смотрел на мир, как бы говоря: «Ну, мне терять уже нечего».
— Как жизнь, Валдива? — дружелюбно прокричал Кроутер, глядя на меня нарочито нагло и презрительно, словно его при виде меня распирало от отвращения.
— Спасибо, хорошо, — ответил я.
— Вижу, у тебя дровишки. — Он ухмыльнулся своим дружкам. — А для меня что-нибудь есть, а, Валдива?
— Дрова для всех, кому они нужны.
Ребята добродушно рассмеялись. Увидели, что я понял шутку и не обиделся.
— А для меня найдется, Грег?
Я посмотрел на подавшую голос девушку. Симпатичная. И улыбка у нее приятная.
Кроутеру это не понравилось. Надменная ухмылочка мигом исчезла с его лица.
— Зачем тебе такая дерьмовая работа, Валдива?